Тут показался еще один человек. Скакал он как-то вприпрыжку, на бегу тер уши, видно, приморозил. Был зачем-то в валенках. В общем, очень подозрительный тип.
Федя словил его за рукав.
— Куда спешишь?
— В поликлинику. А в чем дело, гражданин? Вам, вероятно, закурить? Либо полтинника на пиво не хватает?
— Пошли в милицию.
— Что вы ко мне привязались? Отпустите!
Федя подтащил человека поближе к плакату, стал сравнивать. Тип не подходил, пожалуй, ни по одной примете. Был он скорее высок, чем низок, худой как оглобля, и лицо у него было не овальное, а вытянутое, будто опрокинутая груша, волосы длинные и черные, а требовались русые и короткие. А главное, зубы были золотые.
Однако Федя его не отпустил. Крепко прихватив клешней, повел в отделение. А по дороге все допрашивал:
— Говори, что совершил. Банк распотрошил? Либо женщину кокнул?
— Гражданин, вы с ума сошли! Я требую меня отпустить.
У самой двери отделения подозреваемый хотел совершить побег, но у Феди не сбежишь. Втолкнул задержанного в дверь.
За столом сидел дежурный старшина и мечтательно смотрел в окно, забранное симпатичной решеткой.
— Что случилось, граждане? — спросил он, вернувшись из далеких мыслей назад, в отделение.
— Привел того, с плаката, — доложил Федя.
— Я в поликлинику шел, никого не трогал, — бормотал гражданин.
Дежурный стал пристально разглядывать доставленного, смотрел то в плакат, то на этого человека.
— Убедились, что не похож? — говорил доставленный.
— Не похож, — согласился милиционер. — Ты зачем его сюда привел? — строго обратился он к Феде.
— Я хотел того… помочь. Преступность, слыхал, растет.
— Кыш отсюда! — напустился на них дежурный. — Только время у органов отнимаете.
У двери Федя задержался:
— Гражданин милиционер, раз я его уже привел, то вы его по другим плакатам проверьте. У вас ведь еще есть.
Гражданин взмолился:
— Отпустите меня, я в поликлинику шел, у меня гланды больные.
Старшина развернул сверток плакатов.
— Этот не годится, этот не похож… Зря вел.
Федя даже взвыл от огорчения. Сказал:
— Надо искать, товарищ старшина. Обязательно у него что-нибудь за душой есть. Не очень хорошее. У каждого есть.
— Как это у каждого? — не понял дежурный.
— А вот так. Любого останови, и что-нибудь есть. Чего-нибудь натворил.
Дежурный строго поднял палец:
— Ты напраслину на наших людей не возводи. Они у нас в большинстве хорошие. Правильные люди.
Федя смущенно засопел, хотел ретироваться.
— Ну, я пойду…
— Нет, обожди. Ты мне кого-то напоминаешь. Пожалуй, я тебя самого по плакатам проверю…
Сейчас Федя отбывает пять лет.
ШТУРМОВЩИНА
Уже в этом квартале нам предстояло взять у трусливого врага неприступную крепость.
О ее досрочном взятии мы сигнализировали еще до битвы: пока депеша дойдет, пока ее зарегистрируют и передадут по инстанциям, мы крепость возьмем. Зато и в отчет попадем, и процентовку закроем.
Впереди была уйма времени. Первый месяц мы, чтобы не опередить депешу, валялись в тени деревьев. Пили, пели, закусывали, а пустые бутылки били о крепостные стены. Стены стояли прочно.
Еще месяц рубились насмерть — в «козла».
Потом наш полководец ушел в отпуск. Почему, спрашивается, человеку не отдохнуть в благодатный летний период, зачем холодную зиму ждать? Потом он взял еще неделю без содержания по случаю знакомства с одной красоткой. Вернулся полководец помолодевшим, пахнущим бургундским, шампанским и французскими духами. Он рвался в бой, но штурм отложили из-за разногласий с главбухом. Тот отказывался платить сверхурочные, если бой выпадал на выходные, он не знал, что делать: дать нам отгул или компенсацию?
Вскоре финансовые вопросы были разбиты наголову, и штурм назначили в понедельник.
Чья-то умная голова предостерегала:
— Чего спешить? Предположим, мы ее возьмем, но что потом до конца квартала будем делать? Могут подкинуть еще парочку крепостей.
В понедельник мы бросились на штурм кассы — выдавали аванс. А после аванса какая же битва? Мы отдыхали на природе, наслаждались прелестями рыбалки и танцами пастушек у костра. До утра горланили песни, не давая противнику уснуть.
Во вторник весь день мы зализывали раны. И только в среду на рассвете призывно затрубили трубы. Не успели приставить к стенам крепости лестницы, как прозвучала команда:
— Назад! На собрание! Явка строго обязательна.
Офицеры спихивали нас со стен словами:
— Быстрей, а то кворума не будет!
Мы перегруппировали силы и пошли заседать. К четвергу собрание кончилось. Можно штурмовать, но тут вдруг началось сокращение штатов, и у нас из экономии сократили часть войска, зато число полководцев значительно увеличили. Начали штурмовать, однако интендант сплавил противнику лестницы. Пришлось менять их обратно на стенобитные машины.
Наконец раздался истошный клич:
— Лимит времени истек! Могут накрыться премиальные! В бой!
Мы начали штурмовщину.
— Сдавайтесь! — грозили мы противнику. — Мы уже рапорт отослали, что вас разбили.
— И мы рапорт послали, что вас разбили.
— Но мы уже получили поздравление.
— И мы получили.
— Приписчики! — кричали мы.
— Очковтиратели! — клеймили они нас.