Служебный роман

— Здравствуйте, Юрий Григорьевич. Вам письмо!

Самохвалов взял письмо и скрылся у себя в кабинете.

— Вера, зайдите ко мне! — раздался голос из селектора Калугиной.

— Графин для воды — один! — продолжал читать глава инвентаризационной комиссии.

— Где на нем инвентарный номер? — спросила женщина, взяв графин в руки.

— На дне посмотри, — сказала другая женщина.

И действительно, на дне графина был неряшливо нарисован черный номер. Обстановка в приемной уже напоминала сцену разгрома.

— Вы тут поаккуратней, — строго заметила Верочка и, взяв блокнот и карандаш, зашла к Калугиной.

— Вера, мне бы хотелось с вами поговорить! — испытывая неловкость, сказала Калугина.

— Слушаю вас, Людмила Прокофьевна.

— Да вы сядьте, пожалуйста! Сядьте… — в голосе Калугиной явно звучали какие-то человеческие нотки. И именно поэтому Верочка с недоумением взглянула на Калугину и села. Калугина продолжала мяться: — Я хотела бы с вами проконсультироваться…

— О чем, Людмила Прокофьевна? — Верочка продолжала соблюдать служебную дистанцию. — Хотите о ком-нибудь еще собрать сведения?

— Нет… знаете… как бы это сказать… Ну, словом… что теперь носят?

— В каком смысле? — не поняла секретарша.

— В смысле одежды! — шепотом пояснила Калугина.

— Кто?

— Ну, женщины…

Верочка по-прежнему проявляла редкую несообразительность:

— Какие женщины?

— Те, которые знают, что теперь носят…

— А зачем это вам? — бестактно брякнула Верочка и тут же спохватилась: — Извините…

— Да нет, пожалуйста… — Калугина была в замешательстве и неуклюже соврала: — Ко мне тут приехала родственница из маленького городка…

— Понятно… — Верочка на секунду задумалась, с чего бы начать. — Начнем с обуви. Именно обувь делает женщину женщиной.

— Разве?

— Шузы сейчас в ходу на высоком каблуке, желательно с перепонкой…

— Простите, я не поняла, что такое шузы… — призналась Калугина.

— Обувь, — объяснила Верочка. — Это от английского слова «шууз». Что касается сапог, то сейчас нужны сапоги гармошкой… на каблуке.

— Минутку, — сказала Людмила Прокофьевна, взяла карандаш и принялась записывать. — Не так быстро. Что должно быть гармошкой — каблук или сапог?

— Сапог, — пряча улыбку, объяснила Верочка. — Каблук должен быть высоким. Сколько лет вашей родственнице?

— Тридцать шесть.

— Джины носить уже не стоит…

— Извините, Верочка, а джины — это что такое?

— Людмила Прокофьевна, вы меня удивляете. Джины — это по-нашему джинсы… Платья в моде разные — «миди» и «макси». Ноги у нее красивые?

— Средние, — замялась Калугина и спрятала свои ноги под стол.

— Неудачные ноги лучше прятать под «макси», но для «макси» ваша родственница стара. Остается «миди» — около десяти сантиметров ниже колена.

Калугина старательно записывала.

В кабинет без стука ввалилась комиссия по инвентаризации. Не поздоровавшись и не обратив никакого внимания на людей, комиссия, как саранча, набросилась на мебель.

— Что это такое? — изумилась Калугина.

— Инвентаризация! — объяснила Верочка.

— Сейф — один! — прочитал по блокноту мужчина в темно-сером халате.

Женщина нашла инвентаризационный номер и бесцеремонно прокричала:

— Номер двести шестьдесят девятый…

— Есть! Теперь стол для заседаний — один! — продолжал мужчина, пометив в блокноте наличие сейфа.

Одна из женщин залезла под стол.

— Три тысячи восемьсот двадцать первый!

— Есть, — пометил в блокноте мужчина.

— Какая бесцеремонность! — сказала Калугина Верочке.

— Пойдемте отсюда в зал заседаний, — предложила Верочка, и директор с секретаршей бежали с поля брани, сопровождаемые выкриками:

— Телефонных аппаратов — три! Письменный прибор — один! Шкаф — один! Занавески — четыре штуки!..

В это время в общем зале появились Новосельцев и Шура, Новосельцев с трудом тащил бронзовую лошадь. С грохотом водрузил ее на свой рабочий стол и в изнеможении опустился на стул.

— Это что такое? — изумилась Ольга Петровна.

— Раньше люди ездили на лошадях, теперь времена изменились, — невесело пошутил Анатолий Ефремович.

Вокруг скульптуры мгновенно столпились сослуживцы.

— Красиво, верно? — Шура была горда покупкой.

— Хороша лошадка, — одобрила Рыжова. — Это кому?

— Вот, гравер написал. — И Шура прочитала: — «Дорогому Юрию Ивановичу Боровских от родного коллектива в день пятидесятилетия»…

А Калугина и Верочка устроились в зале заседаний. Здесь обычно проходили общие собрания и праздничные вечера. Зал был сравнительно небольшой, мест на сто пятьдесят. На сцене стояло в ряд несколько столов. Когда эти столы покрывали красной скатертью, получался один длинный стол для президиума.

Верочка продолжала лекцию.

— Очень важна комбинаторность. Скажем, батник и трузера, это означает брюки, — пояснила Верочка. — Или же однотонный батник с клетчатой расклешенной юбкой.

— Большое спасибо. — Калугина записывала каждое слово секретарши.

Калугина сидела в первом ряду, а Верочка расхаживала перед ней.

— Парики теперь не носят!.. — информировала Верочка.

— И слава Богу, — облегченно вздохнула Калугина.