Служебный роман

— Алена, это я… держись за стул, а то упадешь!.. Людмила послала меня к Самохвалову, ей срочно понадобилась какая-то бумага… Подожди, имей терпение… А Самохвалов умчался в министерство… Я рылась у него на столе… Ты знаешь Рыжову из отдела легкой промышленности?.. Ну, которая вечно ходит со скрученными чулками… Она принесла мне письмо, чтобы я передала Самохвалову. Так вот, я случайно на него наткнулась, оно на столе лежало. Конечно, читать чужие письма некрасиво, но я взглянула и не могла оторваться, слушай!

Верочка читала с выражением:

— «Дорогой Юра! Долго я не решалась написать. Конечно, прошлого не вернешь, и писать тебе глупо и бессмысленно, и ругаю себя за это ужасно, но все равно пишу. А зачем? Толком не знаю…»

Алена сидела в зале среди учетчиков и статистиков, буквально в двух шагах от Ольги Петровны. Лицо Алены выражало богатую гамму чувств, которые свойственны только женщинам, узнавшим чужую тайну. А Ольга Петровна даже не подозревала, что ее секрет уже перестал быть секретом.

Верочка продолжала читать:

— «…Женщины, когда им под сорок, часто делают глупости… Я понимаю, что все это тебе ни к чему, лишнее это все, ненужное для тебя, может быть, даже и неприятное. Но для меня это… как бы тебе объяснить… При встрече с тобой я поняла, что все эти годы любила, наверное, только тебя!» — Верочка оборвала чтение. — Алена, ты слышала что-нибудь подобное? Она просто чокнулась. Только ты никому не рассказывай!..

Магистрали города были забиты потоками транспорта. Автобусы, трамваи, троллейбусы, легковые машины образовывали на перекрестках заторы и пробки. Бесконечные людские колонны вытекали из вестибюлей метро и растекались по улицам и переулкам.

Разбившись на речки и ручейки, потоки служащих вливались в подъезды, в ворота, в парадные различных учреждений. С портфелями, папками, рулонами, сумками, книжками, газетами люди спешили, боясь опоздать, перегоняя и толкая друг друга. Молодые и старые, усталые и энергичные, веселые и угрюмые, озабоченные и беспечные, торопились они, чтобы приступить к своей ежедневной работе.

И среди этого потока камера следила за Анатолием Ефремовичем Новосельцевым. Вот он выбежал из парадного дома, где живет, вместе со своими ребятами. Трое Новосельцевых привычно забрались в автобус через переднюю дверь. Вот Новосельцев отправил старшего в школу, младшего сдал в детский сад, а сам, озираясь, подошел к цветочному киоску и купил букет гвоздик.

На фоне этих кадров возникали и исчезали надписи второй серии фильма и звучала уже знакомая песня:

Нас в набитых трамваях болтает.
Нас мотает одна маета.
Нас метро то и дело глотает,
выпуская из дымного рта.
В смутных улицах, в белом порханье,
люди, ходим мы рядом с людьми.
Перемешаны наши дыханья,
перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
популярные песни мычим.
Задевая друг друга локтями,
извиняемся или молчим.
Мы несем наши папки, пакеты,
но подумайте — это ведь мы
в небеса запускаем ракеты,
потрясая сердца и умы.
По Садовым, Лебяжьим и Трубным —
каждый вроде отдельным путем —
мы, не узнанные друг другом,
задевая друг друга, идем…

Кончились титры. Кончилась песня. Началась вторая серия картины.

И снова осеннее московское утро. С портфелями, папками, рулонами, книгами, газетами люди спешили на работу, перегоняя и толкая друг друга.

…Расплатившись за купленные гвоздики, Новосельцев еще раз оглянулся по сторонам и стал думать, куда спрятать цветы.

Сначала он их попытался засунуть под пальто, но понял, что гвоздики помнутся. Тогда он открыл портфель, уложил в него цветы и зашагал на службу. Около дома, где разместилось наше статистическое учреждение, было еще пустынно. Изображая независимость и беспечность, Новосельцев нырнул в парадное.

В учреждении еще никого не было, даже Калугиной. В зале объявился Новосельцев с букетом цветов, спрятанным в портфеле. Воровски озираясь, Новосельцев крался вдоль пустых столов. Столкнувшись с уборщицей, которая мокрой тряпкой протирала пол, он спрятал портфель за спину и вежливо поздоровался.

Затем Анатолий Ефремович осторожно заглянул в кабинет Калугиной и, убедившись, что он пуст, забежал в него, достал из портфеля цветы и поставил их в графин для питьевой воды.

Когда Новосельцев вышел из предбанника, по залу уже шествовала Людмила Прокофьевна, наполненная желанием руководить.

Чтобы избежать встречи и последующего разоблачения, Новосельцев поспешно ретировался в дверь, где висела табличка, изображающая мужчину в черном…