Служебный роман

— Что они опять выкинули? — Новосельцев встревоженно схватил трубку. — Ну, говорите поскорее, что там еще?

Выслушав, Новосельцев уронил трубку.

— Произошло несчастье? — испугалась Калугина.

— Они случайно спустили кошку в мусоропровод! — убитым голосом поведал Анатолий Ефремович.

Калугина решительно вышла в коридор.

— Куда вы, Людмила Прокофьевна? — не понял Новосельцев.

— Идемте спасать кошку!

Когда Новосельцев подавал Людмиле Прокофьевне пальто, как-то так само собой получилось, что их губы встретились, а ненужное пальто упало на пол, ибо Новосельцеву надо было освободить руки для объятий…

Осенний ветер срывал с деревьев последние листья.

Из своего пятиэтажного стандартного дома вышла Ольга Петровна и медленно направилась к станции. Лицо Рыжовой было мертво. Она машинально повторяла путь, которым привыкла ходить каждое утро. Вот подошла электричка, и Ольга Петровна оказалась в вагоне.

Ее прижали в тамбуре электрички, около дверей. Она потухшим взором смотрела на осенний пейзаж, но не видела его.

Толпа вынесла из электрички безучастную Ольгу Петровну, и вот она затерялась в толпе на платформе вокзала в Москве. Огромные полчища людей торопились на работу… и среди них брела усталая, поникшая, немолодая женщина, а за кадром продолжалась песня.

Бежал за окном автобуса пасмурный московский пейзаж. А у окна, погруженная в свои мысли, понуро сидела Ольга Петровна. Автобус подъехал к остановке около учреждения, и Рыжова машинально вышла из автобуса и привычно направилась к подъезду. Но вдруг лицо ее исказилось гримасой боли, она повернулась и пошла прочь. Прошла несколько шагов, потом остановилась, глубоко вздохнула и покорно поплелась ко входу в учреждение…

И, словно ее внутренний монолог, звучали стихи Беллы Ахмадулиной.

О, мой застенчивый герой,
ты ловко избежал позора!
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!
К проклятой помощи твоей
я не прибегнула ни разу,
Среди кулис, среди теней
ты спасся, незаметный глазу.
Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой —
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.
О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.
И жадно шли твои стада
напиться из моей печали.
Одна, одна — среди стыда
стою с упавшими плечами.
Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.
Вся наша роль — моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль — моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.

Недалеко от подъезда стояли светлые «Жигули». В них, поджидая Ольгу Петровну, сидел Самохвалов. Вот он увидел Рыжову, вышел из машины и приблизился к Ольге Петровне.

— Оленька, а я тебя тут жду!

Ольга Петровна молчала. Самохвалов помялся, не зная, с чего начать.

— Как живешь, Оленька?

Ольга Петровна пересилила себя и ответила, как ей казалось, озорно:

— Лучше всех! И я тебе сообщаю об этом каждый день в письменной форме.

Самохвалов рассмеялся и перешел на трогательную интонацию:

— Милый, добрый, славный мой человечек!

— Что с тобой, Юра? Здоров ли ты? — Ольга Петровна от изумления прислонилась к машине.

— Оля, не иронизируй! Я твои письма читаю как поэму! Мне даже в голову не могло прийти, что ты можешь так писать! — Он похлопал себя по карману. — Вот они. Я их всегда при себе ношу!

— Ты не беспокойся, писать я больше не буду… — Ольга Петровна заставила себя улыбнуться, — и знаешь, дай-ка эти письма мне, вдруг ты их потеряешь или жена найдет? — И она весело добавила: — Сцену устроит.

Самохвалов охотно вернул письма.

— Жаль мне с ними расставаться, но в нашей жизни осмотрительность превыше всего.

Помахав Ольге Петровне рукой, Самохвалов зашагал в подъезд. После разговора у него, как говорится, отлегло от сердца и соответственно поднялось настроение.

Ольга Петровна подошла к мусорной урне и, предварительно порвав письма, бросила их к окуркам и огрызкам…

…В приемной Верочка уже была на посту. Двери в кабинеты начальства были распахнуты, там никого не было.

— Вот смотрю я на вас, Верочка, — задорно сказал Самохвалов, войдя в приемную, — и каждый раз получаю удовольствие! Будь я помоложе или будь у меня другой характер… у-у-ух!

И Самохвалов скрылся за дверью своего кабинета. Верочка саркастически посмотрела ему вслед.

— Э-э-эх! — передразнила шефа секретарша.