Служили два товарища...

Девушка с трудом спускала по лестнице велосипед, держа в левой руке корзинку. Вид ее говорил о том, что она спешит. На плече небрежно висела жакетка, и волосы в беспорядке выбивались из-под маленькой пикейной панамки, какие летом носили бедные студентки и школьницы последних классов. Улыбаясь, она сказала чистым и ровным голосом человека, привыкшего распоряжаться:

— Возьмите корзинку… Нет, не надо, лучше позовите извозчика, только скорее.

Он бросился на угол, где иногда останавливались и дремали извозчики в густой тени бульвара, а лошади сонно хлестали себя хвостами по бокам и спине, отгоняя мух.

Пыльная пролетка стояла под каштаном. Он вскочил на подножку и объяснил:

— Тут рядом, дом с двумя фигурами над парадной.

Когда коляска подкатила мелкой трусцой, девушка стояла на тротуаре с корзинкой и велосипедом.

Он соскочил и, поставив корзинку в ноги к извозчику, попытался сказать… Он хотел сказать в одном слове, совсем коротко, все сразу, все важное. Он хотел сказать, что тайная его мечта — видеть ее чаще и на более близком расстоянии, что он всегда готов бегать для нее за извозчиком и нести ее велосипед, что он согласен выполнять любые ее поручения. Но он не успел…

В то время, когда девушка обернулась в его сторону, — может быть, она собиралась в последнюю минуту что-то передать (она уже сидела в коляске), — на другом конце улицы появились три бегущие фигуры в хаки с погонами.

Пронзительный свисток и крики: «Остановите!» вспугнули птиц. Извозчик придержал лошадь.

— Да что ж вы, скорее! — сказала девушка. Она побледнела.

Извозчик в замешательстве не двигался. Лошадка стояла, понуря голову; казалось, ничто не выведет ее из сладкой дремоты. Тогда девушка стащила на мостовую велосипед, заправила педаль и, не оглядываясь, отъехала. Она понеслась как ветер. Мгновение — и рукав жакетки, трепетавший крылом на ее плече, мелькнул и скрылся за поворотом.

Раздался выстрел, один, другой. Сиреневый дымок потянулся облачком и растаял в листве каштанов. Несколько птиц пронеслось над крышами.

Он побежал домой.

В тот день люди в погонах рылись в маленькой комнате напротив и ушли.

Много новых предметов увидал он в ней. Разбросанные книги с невидимой полки, выдвинутый на середину комнаты шкафчик с оторванной дверцей.

Книги валялись, распластавшись, из некоторых вывалились листы, другие выпали из своих переплетов и корчились на полу. На зеркале появилась длинная трещина. Оно лежало на боку, и в нем отражалось небо. Только полевые гвоздики и васильки стояли в кастрюльке, как если бы ничего не случилось и все продолжало идти своим привычным чередом. Через несколько дней они осыпались, а беспорядок стал сереть и зарастать пылью.

1933

НА РЕКЕ (1919 г.)

Тут он обычно проходил к реке.

Спала дворняга, положив голову на согретые ранним солнцем камни. Вдали нависал туман огромной ветвью с большими облетающими хлопьями.

Далеко внизу под обрывом спала река, затопившая в половодье луговину на левом берегу до самого леса.

Он с наслаждением смотрел на сонное пространство земли и воды.

Трава, кусты боярышника, бузина — все было ярко-зеленого цвета, какой бывает только весной, и кипело под ветром на склонах обрыва. Мокрый утренний блеск одевал стебли, листья.

Всполошенные шумом или тенью облака, воробьи дождем падали то на одно дерево, то на другое, на мгновенье наполняя небо колючим шелестом крыльев.

Внизу на реке, словно лепестки подсолнуха, лежали лодки полукругом у мостков. Тропинка с обрыва падала в воду, пересекая шоссе, бежавшее под самым обрывом вдоль реки.

Приятное движение воздуха минуту удержало его у начала тропинки. Оно несло влажность земли, запах соснового леса, дыма и луга.

Река была очень широка. Там, где она освободилась от утреннего пара, она лежала ровная и гладкая.

Напротив обрыва из серебристого тела реки подымалась до половины затопленная слобода. Дома стояли в воде почти до самых крыш. Яблони и вишни, в белом пуху, по горло в воде, уронили тяжелые и длинные ветки в воду.

Все было именно так, как он предполагал, — все было бесконечным. Мир не имел конца: только выбежать на самое открытое место обрыва — и убедишься!

Ощущение широты распределилось по телу, и тело стало легким и послушным. Кажется, раскинь руки, прыгни с обрыва — воздух подхватит, и ты полетишь сквозь свист ветра мимо кустов, пещер, стелющейся по холмам травы вниз, к тоненькой ленточке шоссейной дороги.

Снизу окрестность представлялась иной.

Пустое шоссе. Позади уходил в небо обрыв с парком на высоких холмах. Впереди река — огромное быстро бегущее вдаль море. Отсюда она не казалась ни гладкой, ни тихой. Мохнатая вода подбрасывала лодочки на привязи, кружила омутами вокруг черных щепок и веток. Она заставляла насторожиться.