Я считаю, Константин Сергеев — художественный руководитель Кировского балета — побаивался, что на «престол» вместо него может зайти Якобсон. Они были соперниками. На собраниях Якобсон ругал и Сергеева, и его жену, ведущую балерину Дудинскую. А вот когда Сергеева снимали с должности, Якобсон один выступил за него. Наверное, опасался, что за Сергеевым и его «снимут», сориентировался в ситуации. Якобсон был в Кировском театре штатным балетмейстером. На его балет «Спартак» был утвержден бюджет 2,5 миллиона. По тем временам это была огромная сумма, наверно, как сейчас — миллиард. Для сравнения — мы получали по 100 рублей в месяц, так что бюджет его постановки — это были бешеные деньги. Зато «Спартак» Якобсона прошел «на ура», успех был колоссальный!
В мое время в театре была серьезная дисциплина. Артисты уважали педагогов, относились к ним с пиететом. И работу свою воспринимали ответственно. Например, Александр Иванович Пушкин давал урок старшеклассникам, и солистам. К нему ходили, когда приезжали, Вахтанг Чабукиани, Майя Плисецкая, занимались наши солисты Алла Шелест, Нинель Кургапкина и многие другие. Солистка Татьяна Терехова научилась у него прыгать. Она буквально «летала», как мужчина — это он ее научил. И такого, что кто-то занимается, а кто-то посередине зала растягивается — в мои годы не было. Все делали «станок» — то есть первую часть урока, экзерсис у палки. Могли и поболтать в процессе, но упражнения выполняли. И солисты практически всегда доделывали урок до конца, делали аллегро (прыжки). Всем нравилось заниматься, была увлеченность. И по уроку, по прыжкам уже было видно, кто что может. Пушкин составлял очень красивые комбинации, например, с кабриолями, давал «круг», grand jete. И блестящий был у нас концертмейстер. В совокупности все было замечательно, работали слаженно. И не было такого, чтобы делали что-то свое — все исполняли именно то, что задал педагог. Сейчас бывает по-разному. Например, девочка пришла на урок, опоздала на пятнадцать минут и села посередине зала растягиваться. Не будешь же ее выгонять, все ведь взрослые люди. Но раньше так не поступали, были дисциплина и культура. Конечно, считается, что надо обязательно немного растянуться перед тем, как делать урок. А люди опаздывают, занимаются своими делами, и вот что получается.
Довольно долго мы, работая в театре, занимались уроком на улице Зодчего Росси, потому что в театре не хватало помещений. И репетировали тоже часто в училище. Потом уже к зданию Мариинского театра сделали дополнительную «надстройку» и расположили там несколько балетных залов. Мы, помню, не хотели сначала там заниматься, было непривычно. Тем более, что в «школе» был очень хороший пол, с правильным покатом, из толстенных досок. Он отлично амортизировал, не было травм. Переодевались в училище мы в своих раздевалках, отдельно от воспитанников. Иногда заходили в детскую столовую, но в целом артисты были сами по себе. В те годы уже было заметно, что помещениям училища требуется ремонт. Идешь, бывало, по коридору, и чувствуешь, как пол вибрирует под ногами — наверное, он сохранился еще со времен царя-батюшки.
Из запомнившихся событий расскажу еще о встрече с князем Оболенским. Его пригласил в качестве консультанта наш ленинградский кинорежиссер Юрий Озеров — очень интересный творческий человек — когда ставил на Ленфильме «Пиковую даму» и «Онегина». Я участвовал в съемках в качестве артиста балета. Никто из артистов и постановщиков не разбирался, как в ту эпоху люди двигались, вели себя, какие были танцы и манеры. Оболенскому было под девяносто, у него был Орден Почетного легиона, который достался ему от расстрелянной жены. А она помогала нашей стране, продавала драгоценности и передавала деньги, в том числе — на покупку военной техники. Оболенский многое рассказывал и объяснял, вплоть до того, как женщина держала веер, что обозначали разные движения веером. Это был удивительный человек, «осколок» старой эпохи и носитель ее традиций. Он знал семь языков и мог сыграть любое произведение на фортепиано без клавира.
Все годы работы в театре я танцевал в кордебалете, иногда получая соло. Конечно, я очень хотел танцевать сольные партии. Но в труппе была очень серьезная конкуренция. На любую роль было несколько исполнителей и еще больше желающих. Танцевали такие «киты» как Константин Сергеев, Борис Брегвадзе, Константин Шатилов. А я, кроме всего прочего, был очень скромным, даже закомплексованным, это не способствовало моему продвижению. Мне всегда мешали застенчивость и определенная скованность. Но были случаи, когда нужно было встать, и я выходил в соло. Это многих касалось. Спрашивали: «Сможешь? Попробуй». Обстановка в коллективе была не всегда простая. Было и творчество, и интриги разные, и рутина, и дисциплину нужно было неукоснительно соблюдать. И много интересного происходило — и при моем участии, и просто у меня на глазах.