Служить театру честно. Записки артиста Мариинского театра

Судьба так сложилась, что моя первая жена жила в том же доме, что и Мария Романова, мама Улановой. Хотя в те годы Романова, наверное, уже переехала в Москву. Фактически, это был артистический дом: там жили артисты из Михайловского, режиссеры, и там Слава Кузнецов по трубе лазал к Вечесловой (о чем нам рассказывала Франгопуло). Речь идет о доме четыре по Гороховой, а дом два — это было здание ЧК, правда, еще до нас. Все здесь друг друга знали. Обычно на улице стоял дворник-татарин или тетя с красными щеками — провинциальные, добрые люди. Если кто-то шел из гостей поздно, а ворота уже были закрыты — они открывали, не ворчали, пропускали. У каждого двора тогда еще стояли невысокие каменные столбики — кое-где они и сейчас сохранились. Непонятно, для чего они, ведь сидеть на них нельзя. Может быть, чтобы привязывать лошадей. В моем районе таких столбиков много было.

Из школьных лет еще мне запомнилось, как к нам приходила репетировать солистка Кировского театра Ольга Иордан. У нее были замечательные манеры, настоящей аристократки. Она очень красиво говорила, красиво держалась.

Мне было шестнадцать лет, и я в нее просто влюбился. Я таких женщин раньше никогда не встречал.

Бывали у меня разные опыты. Например, Татьяна Вечеслова показывала мне в школе на уроке актерского мастерства «Бахчисарайский фонтан». Я был Гирей, она — Зарема. Она вообще была лучшая Зарема. И показывала так, что глаз было не оторвать. В наши годы было принято, что ведущие артисты приходили к нам на занятия, показывали свои лучшие роли, передавали секреты актерской профессии.

На уроках классического танца Пушкин меня отмечал за то, что я хорошо держу партнершу. И вот как-то раз к нам приехала молодая балерина из Англии, Анна Вустер. Она тогда еще училась, потом танцевала во втором театре Лондона после Ковент-Гарден. Тогда уже налаживали международные связи в искусстве. Мне, семнадцатилетнему, дали танцевать с ней для концерта «Спящую красавицу». Помню, у англичанки была очень хорошо поставлена спина. Туров с подкруткой мы с ней делали по десять штук. Я еще раньше заметил и схватил манеру Сергеева, который фактически держал балерину на подкрутках одной левой рукой, и только в конце брал ее правой. Балерина делала туры с маленьким наклоном к нему, к его руке, — и это технически правильно. Сергеев вообще был блестящий партнер.

Анна Вустер отмечала день рождения с нами, пригласила меня, и Пушкина, и Иордан. Пушкин не пошел, он вообще не любил «светиться». Помню, как я провожал Иордан после мероприятия, шел рядом с ней, она что-то рассказывала. Она меня снова поразила своими манерами, интеллигентностью. В моем понятии, она была абсолютная аристократка, дворянка. И так же говорили о том, какая она была на сцене. Она ведь в то время уже являлась народной артисткой! Даже Вечеслова была заслуженная. Но Иордан, по-моему, немного «затёрли» Дудинская и другие ведущие балерины. Похожая ситуация, как у Семеновой и Улановой. Все лучшие спектакли танцевала Уланова. Сталин приходил смотреть только на нее.

В те годы, когда мы учились, театр еще репетировал в здании школы. Дудинская или Люком могли давать урок солистам, разрешали нам смотреть в большом репетиционном зале с балкона. Мы тихонечко заходили, прикрывали дверь и наблюдали, нас никто не выгонял. Там мы тоже учились. К Люком приходили заниматься Майя Плисецкая, Наталия Дудинская, Алла Шелест, Алла Осипенко. Люком была практически такого же уровня, как Ваганова, только в театре, хотя Ваганова и в театре работала тоже.

Мы всегда со второго этажа в первом зале смотрели. Люком нас не выгоняла. Говорила: «Сидите только тихо». Занимались потрясающие артисты. Мне нравилась Ольга Моисеева — хотя она выглядела немного крупноватой, прекрасно танцевала Одетту-Одиллию в «Лебедином озере», была очень музыкальная.

Мне кажется, Люком мало показывала, но у нее были хорошие комбинации. Меня уже тогда интересовала и волновала эта тема. И, в целом, интерес к урокам и педагогике у нас приветствовался. Я записывал комбинации Пушкина, Кумысникова. И потом, когда сам организовал театр, мог видеть на репетиции всех и все, все замечания, кого и где нужно заменить… Сейчас легко могу увидеть, что какую-то девочку нужно поставить назад, если нет подъема или она не сценичная. И репетитор меняет по моему указанию. Если начинают что-то репетировать, я иногда вижу, что так не может быть, нужно поменять состав или мизансцену. Показываю, как нужно, исправляю. Но об этом позже.

Мне рассказывали, как один настоящий грузинский князь влюбился в Люком и чуть ее не украл. Она была очень хорошенькая — маленькая, хрупкая, с белокурыми вьющимися волосами.