В Осипенко и Макаровой, кроме прочего, подкупала их худоба. Помню, мы всей труппой сели на поезд и поехали отдыхать в Коктебель. Наташа ела все подряд, а потом за десять дней похудела. Она изумительно умела худеть и держать себя в форме. И фигура у нее великолепная.
Был случай у Макаровой с Якобсоном, который ставил «Клопа». Макарова исполняла роль Эльзевиры Ренессанс, нэповской комической героини. У нее был смешной костюм с приделанными на груди цветочками. Якобсон во время репетиции подошел к ней и за один из этих цветочков схватил. Макарова залепила ему пощечину. Якобсон опешил и воскликнул: «Сумасшедшая!».
С Наташей однажды случилась забавная история. Нас пригласили на фуршет в центре Москвы, в гостинице «Москва». Пришел тенор Козловский, известный, очень важный, произнес что-то вроде речи. А Макарова — она была после репетиции — положила себе закусок и стала с аппетитом есть. Козловский возмутился: «Как можно, я говорю, а она ест…». Но Макарова ничего ему не стала отвечать.
Наташу Макарову я видел в один из ее приездов Россию. Шли, помню, номера Якобсона. Я сидел в бельэтаже, увидел ее в партере. Позвал: «Наташа, привет». Она: «Кто это?». Я ей: «А ты очки надень». Она присмотрелась и воскликнула: «Ой, Толя». Мы поздоровались, пообщались. Она неоднократно бывала в России после отъезда за границу. А вот Миша Барышников боялся, не приезжал. Рудик тоже боялся за себя, что его репрессируют. Он как-то летел на гастроли, и самолет пришлось посадить в России. Его спрятали и фактически спасли стюардессы. Чекисты зашли, осмотрели салон, а на запертый туалет стюардессы сказали, что он сломан. Так они помогли Рудику. Несколько раз Рудику хотели навредить, отомстить за его поступок. Он это чувствовал, но сам никогда плохо о России и о театре не говорил. Говорил только хорошее. Это я знаю точно.
Был у меня еще такой случай. Мы были с гастролями в Вероне. Все спрашивали, придет ли Рудик на спектакль. Это был фестиваль Джузеппе Верди. Мы выступали на большой открытой арене. Сергеев поставил танцы из «Аиды» и танец «Харуми», стилизацию под Египет, хотя вообще это грузинский танец. Я пошел по магазинам. Зашел в обувной магазин, купил несколько пар сандалий в подарок. Там была хорошая, недорогая и красивая женская обувь. Иду с пакетами и вижу, как мимо едет красивая белая машина с открытым верхом и в ней — Рудик. Он понимал, что я не могу подойти. И я тоже. Нас строго в театре предупредили, что никаких контактов быть не может. И я легко подал ему знак рукой — поприветствовал. И он сделал то же самое. Он специально там ездил, хотел увидеть кого-то из наших. У него была ностальгия, сильная до того, что рука отнималась. Ему после отъезда дали срок семь лет. Он получил на международном уровне право приехать навестить мать, но в страну его официально не пустили. Увиделся Рудик с ней уже много позже, но она его уже не узнала.
Во время этих гастролей у нас был спектакль «Спящая красавица». Он тоже шел на открытой площадке, в амфитеатре. Сцена была очень большая. От задней кулисы к сцене шла специально построенная лестница. Сергеев попросил меня: «Толя, пожалуйста, пробеги по этой лестнице, покажи, что сейчас придет фея Карабос». Это было в тот момент, когда в первом акте на сцене общее волнение. Я так и сделал, помню, чуть не свалился. Сергеев придумал эту вставку, чтобы заполнить сцену и оживить действие. Он такие вещи любил. Я тоже так делаю сейчас, в своих спектаклях, и во многом перенял такой подход от Сергеева.
Из интересных встреч с моими знаменитыми современниками вспоминается необычное знакомство с Марисом Лиепой. В 1957 году я заканчивал училище. У меня был приятель Володя, который приехал из Риги, учился с нами в Ленинграде года два. Он меня пригласил в гости в Ригу, познакомил с тамошним педагогом, кажется, его фамилия была Кузнецов. В Рижском училище было два хороших педагога — этот Кузнецов и тот, у которого учился Миша Барышников, пока не перевелся к нам. Все же очень многие хотели иметь диплом нашей Академии. Кузнецов был очень приятный человек, напоминал мне Пушкина. Мы у него ночевали, потому что на гостиницу денег не было. И вот как-то раз мы сидели у него дома, и тут забежал Марис Лиепа.