Поэтому в «Ланвене» мы оказались, когда день перевалил на вторую половину. В модном доме уже начали беспокоиться из-за отсутствия Баженовой. В салоне ее поджидали клиентки, для которых она должна была демонстрировать платья. Известие о смерти модели стало шоком. Дальбан, потребовавший созвать всех, с кем Натали была на короткой ноге, зорко наблюдал за реакцией людей. Я не отставал от него, хотя и не заметил ничего подозрительного. Вернее, со мной произошел странный казус. В зале показа я почувствовал на себе пристальный и недобрый взгляд. Не медля ни секунды, я развернулся, но красивая брюнетка сразу же опустила глаза. Ее красота мне показалась недоброй, даже хищной. Острый подбородок, узкие губы с ярко-красной помадой, длинные темные брови, почти сходящиеся у переносицы и разлетающиеся к вискам, от чего лицо казалось сосредоточенным и хмурым. И большие, темные глаза, которые еще мгновение назад напряженно следили за мной. Заметив мой интерес, она сразу отвела взгляд, а затем вскоре ушла. Я мог поклясться чем угодно, что никогда не видел это лицо.
— Кто эта красавица с темными волосами, — спросил я управляющего.
— Княгиня Эристова, постоянная клиентка Баженовой, — прозвучал ответ.
Вчерашним вечером «Ланвен» устраивал вечерний коктейль для клиентов из высшего света. Такие вечера, на которых блистали утонченные, аристократичные модели в лучших платьях, поднимали престиж модного дома, и красавица Натали, чьи портреты украшали обложки газет и журналов, была их непременной участницей. На Натали вчера было надето черное атласное платье, то самое, в котором ее и нашли.
Дальбан завел разговор с управляющим, а я, спросив о русских девушках, работающих в модельном доме, направился к ним. Меня совсем не удивило, что Баженова, дочь статского советника, водила дружбу со шляпницей и простой швеей. Здесь, на чужбине, русские старались держаться вместе.
Когда я вернулся в зал показов, Дальбан беседовал с тремя моделями. Своим видом следователь напоминал гончую, взявшую след: ёрзал от нетерпения на софе и бросал на меня многозначительные взгляды. Закончив разговор, он подошел ко мне и заговорщицки показал глазами на анемичную манерную брюнетку.
— У Мари был мотив. Она ревновала Баженову, потому что та могла занять ее место ведущей модели. Ревновала к ее молодости, красоте, мужскому вниманию. Однажды она испортила ей платье во время показа — залила кофе, а Натали не заметила и вышла к клиентке с пятном. Был жуткий скандал. Все-таки женская ревность — страшная вещь. Тут и убить можно.
— Может и можно, но не в этом случае, — парировал я. — Должен вас огорчить, дорогой Мишель, не знаю, как обстоят дела с алиби Мари, но мотива у нее точно не было. Натали вскорости собиралась уйти из «Ланвена» — хотела попробовать свои силы в кино.
— И что с того? — нахмурился Дальбан.
— Мари об этом знала, потому что Натали сама сказала ей, попросив уделить особое внимание ее постоянным клиенткам и в первую очередь княгине Эристовой. Вам не кажется, что вы бежите впереди паровоза? Пока ничто не указывает на то, что Баженову убили.
«Как вам бы того хотелось», — добавил я про себя.
Дальбан крякнул от разочарования.
— Откуда вы только все узнаете?
— Спрашиваю правильных людей, дорогой Мишель. А вы разузнали насчет гонораров Баженовой?
— Да, они не столь велики, чтобы оплачивать частную школу сестры.
— Так я и думал. Подруги Натали тоже сказали, что модельных денег хватало лишь на то, чтобы оплачивать жилье семье. Однако Баженова похвалялась, будто вскорости получит большую, даже огромную сумму. Кстати, Настенька, которая вчера прислуживала в зале показов, заметила интересную вещь. В самом конце показа Баженова вдруг заметила что-то за окном и выбежала на улицу прямо в платье, которое демонстрировала, а перед этим метнулась к висящей на стене картине и будто бы вытащила из-за рамы спрятанный конверт. Месье Филипп, фотограф, делавший вчера снимки, сначала окликнул ее, а затем выскочил следом. Назад они не вернулись.
Дальбан снова превратился в гончую, идущую по следу.
— Едем к фотографу! — воскликнул он. — Немедля ни секунды!
Когда мы оказались возле дома фотографа на улице Дарю, уже начало смеркаться. На последний, мансардный этаж, где жил месье Филипп, вела узкая винтовая лестница.
— Стучите громче, он или спит, или работает в своей каморке, — сказал консьерж.
Потеряв терпение, Дальбан уже готовился выбить дверь, но на пороге собственной персоной появился заспанный и недоумевающий хозяин квартиры.
Фотограф месье Филипп или иначе Владимир Филиппов был молод и некрасив. Редкие волосы пыльного цвета, узкие плечи, близорукие моргающие глазки и штаны на подтяжках, отнимающие от его и без того невеликого возраста еще несколько лет — вот и весь портрет. Вряд ли девушка с внешностью Натали могла увлечься подобным мозгляком.
— Куда вы отправились вчера вечером? Вы были вместе с Баженовой? Вы убили ее? — Дальбан набросился на сонного фотографа, не давая тому прийти в себя.