Смайлик на асфальте

Вопросы из парижского сыщика сыпались не переставая. Но Филипп лишь подслеповато моргал с беспомощным видом, только пробормотав однажды по-русски: «Это всё то письмо…» Я не вмешивался в надежде, что фотограф проговорится еще раз.

А Дальбан напирал:

— Вы убили Баженову?

Филипп тер глаза, наверное, ему все еще казалось, что он спит и видит кошмар. Но когда до него дошло, что все происходит наяву, он вдруг расплакался.

Нет, он не убивал Нату! Она ведь ему как сестра! Через неделю они собирались уехать в Америку. Через знакомого помощника режиссера он сумел договориться о дебютной роли для нее. Натали могла уехать и раньше, но она ждала поступления денег. Она говорила, что вперед должна устроить будущее сестры. Никаких причин кончать с собой у Баженой не было, наоборот, ее ждал Голливуд.

— О какой сумме шла речь?

Он пожал плечами.

— Так что все-таки произошло вчера вечером? — спросил я, потеряв надежду.

По моему акценту он узнал соотечественника и вновь зарыдал. Он размазывал по лицу сопли и путал русские и французские слова. С большим трудом мне удалось понять, что Натали вчера действительно прервала показ и выбежала на улицу. Филипп последовал за ней, но опоздал. Он только увидел удаляющийся автомобиль непривычного белого цвета. Верх автомобиля был поднят, поэтому он не мог видеть, села в него Баженова или нет.

— Хотелось бы взглянуть на вчерашние фотографии, — попросил я.

— Пожалуйста.

Фотограф повел нас в тесную комнатушку без окна, превращенную в лабораторию. Пахло химией, на прищепках под потолком сушились фотографии.

— Печатал всю ночь.

Мы с Дальбаном с любопытством осматривались. Фотографии для журнала «Вог» запечатлели светские сцены, на других, которые Филипп сделал для себя, мы видели только Баженову. И если первые были сделаны с холодным сердцем, то во вторых чувствовались любовь и симпатия.

Филипп остановился перед портретом Натали, где она была снята со спины вполоборота с прижатыми к груди руками, и застыл, глядя на ее лицо. Он не услышал Дальбана, окликнувшего его, а затем не заметил, как мы направились к выходу, но перед этим я снял с прищепки и положил в карман фото Баженовой — то, где она была снята вместе с клиентками «Ланвена».

Последнее, что я увидел, оглянувшись, — как Филипп плакал навзрыд словно ребенок.

Следующее утро Дальбан провел в судебном морге на вскрытии. Я терпеливо прогуливался по набережной неподалеку. Вернулся он довольный: Натали ударили по голове, а затем, когда она была без сознания, утопили. Дальбана ждали другие дела, а я, воспользовавшись свободным временем, решил пройтись по набережной Сены вверх по течению. Меня интересовало, откуда тело могло быть сброшено в реку. Получалось, что лучшее место — Йенский мост. Первый пролет моста на набережной облюбовали клошары. Я протянул им несколько сантимов и мы разговорились. К сожалению, в ту ночь они ничего не видели, так как провели ее в ночлежке. Зато подтвердили мой вывод: тело, скорее всего, сбросили с Йенского моста.

Сам не знаю зачем, я ступил на мост. Навстречу мне попадались автомобили и редкие в этот час прохожие. Дойдя до третьего пролета, я замер, не в силах ступить дальше. С того места, куда собирался опуститься мой ботинок, на меня смотрели две перекрещивающиеся дуги — верхняя и нижняя. Кошмар последовал за мной в Париж.

Краска была относительно свежей — позавчера днем прошел сильный дождь, который наверняка бы сделал ее бледнее. Значит, именно на этом месте рассталась с жизнью несчастная Натали.

Не медля ни минуты, я бросился к Дальбану. Он внимательно выслушал меня, но по его вытягивающемуся лицу я видел: он мне не верит. Да я и сам бы себе не поверил, если бы уже не сталкивался с этим знаком — слишком уж фантастично звучал мой рассказ. Однако мне было ясно одно: обычными методами убийцу Натали мы не найдем. И я был уверен, что убийства будут происходить и дальше.

Я просил Дальбана просмотреть странные смерти за последнее время, те, которые могли принять за самоубийство или несчастный случай. Просил поговорить с полицейскими — они могли видеть символ и раньше, но он отмахнулся — никто не станет заниматься подобными «пустяками». Он собирался расследовать дело Натали Баженовой как обычное убийство. Восемь лет назад мне не удалось разорвать порочную цепь, это сделал за меня безумный угар революции. Я думал, что больше никогда не увижу этот символ, но судьба распорядилась иначе. Сколько случится смертей, прежде чем французская полиция поймет, что имеет дело с нескончаемой цепью?

Мне ничего не оставалось, как заняться расследованием самому. Я не верил, что Дальбан справится, а революции в праздном и сытом Париже не предвиделось. Но если в Петрограде моими глазами и ногами была вся столичная сыскная полиция, то здесь я был предоставлен сам себе. Мне ничего не оставалось, как искать в окружении Натали того, кому была выгодна ее смерть, и ждать следующий труп.