Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Действительно, в архиве Тэффи хранится визитная карточка «Nicolaï Emelianov, Deuxième Secrétaire de l’Ambassade de l’U.R.S.S. en France»[692], на оборотной стороне которой написано: «Уважаемая Надежда Александровна, Прошу принять искреннее поздравление с наступающим новым годом. Желаю успехов в Вашей деятельности на благо советской Родины»[693].

Попытки Советов обаять эмигрантов усилились в июне 1946 года, когда была объявлена амнистия бывшим подданным Российской империи и советским гражданам, находящимся за рубежом, в результате чего, согласно некоторым оценкам, 6000 человек получили паспорта и вернулись в Советскую Россию [Johnston 1988: 179–180]. Соблазнить таких выдающихся личностей, как Бунин и Тэффи, было приоритетной задачей, и Советы подключили к ее выполнению одного из своих наиболее эффективных эмиссаров – знаменитого военного поэта и романиста К. М. Симонова (1915–1979). Летом 1946 года он несколько раз встречался с Тэффи и Буниным, воздействуя на них своим личным обаянием и кулинарными шедеврами, доставленными прямиком с их давно утраченной родины. В середине августа Тэффи писала Вале: «Очень талантливый и симпатичный. Страшно звал ехать в Россию. Катал на автомобиле и угощал московскими калачами и икрой, кот<орую> получил прямо из Москвы, в тот же день по авиону. Я калачи ела, но никуда ехать не собираюсь».

Бунина описала устроенный у них дома в честь Симонова и его супруги «московский ужин», на котором присутствовали Тэффи и Банин. На столе были «водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб – все прислано на авионе по просьбе Симонова»[694]. 26 августа, после отъезда Симонова из Парижа, Тэффи сообщила Вале, что они «очень подружились»: «Взял в Москву мои пьесы и обещал поставить». В другом письме она распространялась о привилегиях, обещанных ей Советами, и объясняла, почему она сопротивляется их уговорам: «Представители одной северной страны говорили, что если бы я захотела туда поехать, то мне дали бы и дом, и дачу, и слугу, и автомобиль. Но это значило бы уже, наверное, никогда с тобой не увидеться. И я ехать не хочу».

Воспоминания Банин об ужине у Буниных позволяют предположить, что отказ Тэффи был вызван не только соображениями личного порядка. Она описывает, как Тэффи и Бунин, языки которых развязались под влиянием льющейся рекой водки, набросились на жену Симонова, позволившую себе пренебрежительные высказывания о Франции:

К моему удивлению… [они], обычно такие суровые в отношении Франции, сейчас защищали ее изо всех сил, по принципу «сам ругаю, а другим не дам». В глубине души они, видимо, любили страну своего изгнания. Или им хотелось показать этим красным миссионерам, что марксистский рай уступает капиталистическому аду? <…> Они всячески старались смутить граждан страны, в которой Сталин управлял не только внешней политикой, армией, экономикой, партией, но и литературой, а главное – совестью [Банин 1979: 13].

Из интервью, данного в ноябре 1946 года, следует, что Тэффи была в курсе преследований, которым подвергались два наиболее одаренных писателя в Советском Союзе. Эти преследования совпали по времени с поездкой Симонова в Париж и тоже сыграли свою роль. На вопрос о том, думает ли она возвращаться в Россию, она ответила:

…вспоминается мне последнее время, проведенное в России. Было это в Пятигорске. Въезжаю я в город и вижу через всю дорогу огромный плакат «Добро пожаловать в первую советскую здравницу». Плакат держится на двух столбах, на которых качаются два повешенных. Вот теперь я боюсь, что при въезде в СССР я увижу плакат с надписью «Добро пожаловать, товарищ Тэффи», и на столбах, его поддерживающих, будут висеть Зощенко и Ахматова[695].

Противоборствующие лагеря