Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Однако самым близким из новых друзей Тэффи стал Б. Г. Пантелеймонов (1888–1950), с которым она познакомилась в начале 1946 года в связи с составляемым им литературным сборником[674]. Пантелеймонов был химиком и в конце 1930-годов приехал в Париж из Палестины, имея за плечами опыт несчастливого брака и притворного (или неудавшегося) самоубийства[675]. Он подружился с Ремизовым, благодаря которому встретил свою третью жену, художницу и скульптора Тамару Кристин. Супруги исчезли во время войны, вероятно, присоединились к Сопротивлению, а по возвращении в Париж Пантелеймонов открыл большую химическую лабораторию и начал писать. Тэффи и также подружившийся с ним Бунин стали его литературными наставниками: он посылал свои рукописи им обоим (а иногда и Ремизову), и в их переписке шли жаркие дискуссии по поводу его сочинений. Такая общая дружба еще больше сблизила Тэффи с Буниным. «Мы любили собираться втроем. <…> Они оба называли меня сестрицей…» – вспоминала она [Тэффи 2004: 331] («Мой друг Борис Пантелеймонов»)[676].

Если личная жизнь Тэффи постепенно налаживалась, то задача вернуться к творческой деятельности оказалась более трудновыполнимой. «Газет нет, работы нет», – жаловалась она Вале в сентябре 1944 года. Поэтому она возлагала большие надежды на переводы и сообщала дочери, что в прошлом июле подписала договор на сборник своих рассказов с одним из французских издателей[677]. Затем, 24 января 1945 года, она радостно объявила, что еще одна фирма берет ее книгу «Ведьма», но добавила, что с предыдущей книгой возникли осложнения: она «уже готова и находится sous presse[678], но издатель пока что еще не выпущен на свободу». (Отчасти задержка произошла из-за épuration – зачистки подозреваемых в сотрудничестве с нацистами и участии в вишистском правительстве[679]). Большинство издателей вскоре были отпущены на свободу, но публикация ее книг затянулась теперь уже из-за дефицита бумаги, поэтому они вышли только в 1947 году [Tefif 1947a; Tefif 1947b]. Сложности возникли и со сборником «Все о любви», издатель которого О. Зелюк, как она жаловалась Бунину, с ней «что-то крутит», «“не успел” подписать контракт». Книга вышла только после того, как она последовала примеру Бунина (Зелюк также публиковал «Темные аллеи») и послала издателю «ругательное письмо»[680].

Особые сложности возникли у Тэффи с «Саулом», который так долго занимал ее мысли. Из-за недостатка русскоязычных периодических изданий во Франции сразу после войны она обратилась в американский «Новый журнал», основанный в 1942 году Алдановым и Цетлиным. В августе 1945 года она впервые после войны написала Цетлиным, поблагодарив Цетлина за мило написанный им «некролог» и продолжая обыгрывать образы, связанные со смертью: «Если, дорогой редактор, это мое посмертное произведение для Вас подойдет и Вы его напечатаете, то буду очень рада, п<отому> ч<то> я почувствую, что я еще жива, и, может быть, найду в себе силы продолжать работать»[681].

Вскоре после этого, в ноябре, Цетлин скончался, и дальнейшая переписка Тэффи с его вдовой (распоряжавшейся финансами журнала) обернулась большим разочарованием. В письме, написанном, вероятно, в конце 1946 года, чувствуется уныние Тэффи по поводу того, что очередной номер «Нового журнала» вышел без ее «несчастного “Саула”». Она боялась, писала она Бунину, что «Саул» составляет конкуренцию «Царю Давиду» Зайцева и будет опубликован «не раньше, как лет через десять»[682]. Сделанное в шутку, это предсказание оказалось чересчур оптимистичным, поскольку «Саул» был напечатан в «Новом журнале» только в 1990 году [Тэффи 1990а]. Тэффи также предложила нью-йоркской редакции свои «воспоминания об экзоде и Биаррице», но ответа не получила. В конце 1946 года она писала Цетлиной: «Обидно, что “Новый Журнал” так кисло ко мне относится»[683]. Больше она свои работы ему не предлагала.

«Саул»

Сходство содержания «Саула» и зайцевского «Царя Давида» вполне могло повлиять на решение «Нового журнала» относительно публикации этого рассказа Тэффи, но скорее всего свою роль сыграли и его художественные недостатки. Нетипично для нее длинный и затянутый, написанный в восточном стиле, напоминающем некоторые ее ранние символистские сочинения (но лишенный их яркости), «Саул» выдает усталость, если не полный душевный упадок автора. Несмотря на эти погрешности, рассказ достоин внимательного прочтения, поскольку в нем в контексте мировой войны пересматриваются фундаментальные вопросы божественной справедливости и человеческой воли, к которым Тэффи обращалась ранее и обратится еще в своих последних рассказах.