Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Понятно, что Тэффи, и без того озабоченную разобщенностью классов, привлекало такое мистическое единство. Тем не менее она не смогла полностью принять абстрактные мечты Мейерхольда и писала, что он и Чулков пришли к выводу, будто ее от них отделяет «видимая стена». «Они были правы», – соглашается Тэффи [Тэффи 2004: 188] («Георгий Чулков и Мейерхольд»)[133].

Федор Сологуб

Судя по всему, Тэффи так и оставалась на периферии кружка Иванова, но при этом у нее сложились довольно близкие и длительные отношения с еще одним знаменитым символистом, Федором Сологубом (1863–1927)[134]. В своих воспоминаниях об этом поэте Тэффи пишет, что впервые встретилась с ним в связи с «Пчелками». После того как в августе или сентябре 1905 года она прочитала их в университете, ей сказали: «Сологуб написал ваших “Пчелок”… переделал по-своему и будет печатать» [Тэффи 2004: 190] («Федор Сологуб»)[135]. Когда их познакомили, Тэффи напустилась на него, заявив, что «ведь это же нехорошо так – забрать себе чужую вещь», а он ответил: «Нехорошо тому, у кого берут, и недурно тому, кто берет». Она рассмеялась и сказала, что очень польщена тем, как ему понравилось ее стихотворение. «Ну вот видите. Значит, мы оба довольны», – парировал он [Тэффи 2004: 191][136]. Через несколько дней после этого Сологуб пригласил ее на одно из своих воскресных собраний, на которых с тех пор она регулярно присутствовала[137].

Сологуб, сын служанки и портного, был выходцем из совсем иного мира, чем большинство других писателей-модернистов[138]. Проработав десять суровых и изматывающих лет деревенским учителем, в 1892 году он получил должность в Санкт-Петербурге и начал публиковать свои стихи и рассказы, в которых безупречность и ясность стиля (редкая у символистов) сочетались с декадентской одержимостью смертью, жестокостью и правящими миром силами зла[139]. Его «точность и постоянное внимание к мелочам жизни», близкие стилистике самой Тэффи, помогают понять, почему их потянуло друг к другу [Rabinowitz 1980: 6].

В 1905 году, когда Тэффи познакомилась с Сологубом, он служил инспектором училища и жил вместе с чахоточной сестрой на квартире, предоставленной самим училищем. По ее воспоминаниям, тогда это был человек лет сорока, но ей он «показался старым. Даже не старым, а каким-то древним. <…> Всегда усталое, всегда скучающее лицо» [Тэффи 2004: 190]. Тэффи вспоминает его скромную «квартирку с лампадками», заваленную рукописями, где он «угощал мятными пряничками, румяными булочками, пастилой и медовыми лепешками, за которыми сестра его ездила куда-то через реку на конке» [Тэффи 2004: 192]. Во время этих «очень интересных» встреч с «близкими литературными друзьями», среди которых были поэты Александр Блок, Николай Гумилев и Андрей Белый, Сологуб читал отрывки из своего романа «Мелкий бес» и первой части «Творимой легенды» [Тэффи 2004: 192][140]. Тэффи также подружилась с сестрой Сологуба Ольгой Тетерниковой и незадолго до ее безвременной кончины в июне 1907 года послала ей цветы, которые, как она утверждала в сопровождавшей их записке, были «заколдованные»: «Как только они зацветут, – Вы сейчас же поправитесь»[141]. Тэффи вспоминает, что Сологуб сообщил ей о смерти Ольги «очень милым и нежным письмом», на которое она ответила: «Я глубоко тронута тем, что в такое тяжелое для Вас время Вы вспомнили обо мне. <…> Ольга Кузьминична была такая милая, ясная, ласковая. Мне отрадно, что я, хоть короткое время, все же знала ее» [Тэффи 2004: 193][142].