Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Тэффи демонстрирует поразительную недальновидность, когда риторически вопрошает: «Разве не дискредитировано теперь слово “большевик” навсегда и бесповоротно?» Однако она не была оптимисткой. В следующем месяце она писала о неэффективности Временного правительства, о растущей неразберихе в армии, о «толпах бездельников, мотавшихся по Петрограду» «под ручку с девицами» в тылу, в то время как солдаты на фронте коротали время, играя в азартные игры и посещая большевистские сходки[290]. 22 октября она оплакивала слабеющее правительство, крах промышленного производства, массовые забастовки рабочих, неуклонное наступление на гражданские свободы[291]. Всего через два дня, в ночь с 24 на 25 октября, большевики совершили переворот в Петрограде, захватив Зимний дворец и арестовав министров Временного правительства[292].

Захват власти большевиками в Петрограде был фактически бескровным, но интеллигенция пришла в ужас от уничтожения и порчи бесценных предметов искусства в бывшем царском дворце и резиденциях богачей. Тэффи состояла в «Обществе охранения художественных зданий и предметов искусств», учрежденном Сологубом после Февральской революции; после Октября его задачи стали особенно актуальными[293]. «Мы… требовали охраны Эрмитажа и картинных галерей, – писала Тэффи в своих воспоминаниях о Сологубе. – Хлопотали, ходили к [комиссару просвещения] Луначарскому. <…> Но из хлопот наших ничего не вышло» [Тэффи 2004: 200].

Закрытие оппозиционных газет коснулось Тэффи более непосредственно. «Русское слово» прекратило выходить 26 октября, но 8 ноября его разрешили открыть вновь, и на протяжении некоторого времени оно продолжало критику большевиков [Менделеев 2001: 34]. Например, в одном из ноябрьских фельетонов Тэффи иронически отозвалась о положительных достижениях нового правительства, таких как снижение преступности: «Грабежей в последнее время стало меньше… объясняют тем, что дело это тоже монополизировано правительством»[294].

Терпеть такую критику долго не могли, и в конце ноября «Русское слово» и другие враждебно настроенные периодические издания были закрыты навсегда. Однако позднее, в январе 1918 года, журналисты «Русского слова», в том числе и Тэффи, начали выпускать другую газету, названную «Новое слово». Когда 2 апреля была закрыта и она, 11 апреля упрямые сотрудники запустили еще одну газету, «Наше слово», выходившую до 6 июля [Менделеев 2001: 35, 36].

В первой половине 1918 года предпринимались и другие смелые попытки поддержать независимую прессу. В тот период был издан сборник Тэффи «Вчера», составленный из нескольких недавно опубликованных фельетонов и рассказов, а «Новый Сатирикон» протянул до августа, причем сочинения Тэффи публиковались в нем до самого конца. Сатира в журнале стала мягче, в основном ее объектом был тот абсурд, которым сопровождалось социальное потрясение. Так, в «Будущем дне» Тэффи описывает воображаемые изменения в одном благородном особняке. Бывший ломовой извозчик Терентий стал хозяином, а прежние владельцы – женщина-врач и профессор ботаники – прислугой. Появляется рассыльный (бывший вице-адмирал) и уведомляет Терентия, что тому надо прочитать лекцию в университете:

– Каку таку лекцию?

– Сказано, на филологическом факультете.

– Како-ом?

– Филологическом.

– Фалала, фалала, – сам-то ты фалала[295].

Несмотря на недоумение, Терентий отправляется в университет и обращается к своим слушателям: «Товарищи университеты! Я вот был ломовиком, а таперича я по этой… по фалале. Потому что вот вам нужно высшее образование. А буржуя к вам подпустить нельзя. Он вас такому научит, что и не произнесть»[296].

Гражданская война

В одном из мартовских фельетонов 1918 года Тэффи размышляла о распаде огромной Российской империи, раздираемой Гражданской войной. Для этого сочинения писательница адаптировала один из ее излюбленных образов – дьявола, кружащего в вихре своих беспомощных жертв, только теперь злой дух манипулировал не одним человеком или несколькими людьми, но всей Российской империей: