Смена

Девчонки (дуры) шушукались вслух, я же делала то, что делала всегда – подгугливала втихую. Эпикриз, составленный мною на базе беглого изучения фейсбучной ленты, выглядел так: понаехвший петербуржанин, кулинарный техникум, 57 баллов за ЕГЭ по русскому, стажировка в сливочном парижском общепите, удостоенном двух звёзд Мишлена. Открытие двух ресторанов в Ростове, ещё пары – в Тбилиси, какая-то гастро-возня на Севкабеле. Водолей, родившийся в год Дракона. Любил вейксёрф, слушал «Интурист», ходил в походы, безуспешно продавал не подошедший по росту спальник за 11 тысяч рублей, пережил лазерную коррекцию зрения и дважды грипповал за последний год. Зиму проводил на Бали и в Куршавеле, а лето – на регате в Греции, как и положено обычному успешному человеку среднего класса. Мой “диагноз по аватарке” звучал примерно как: разочаровавшийся жизнью чувак в разгаре кризиса тридцати, искушенный путешествиями, красивыми женщинами и прочими малодуховными удовольствиями. Иначе я никак не могла объяснить такой самоотверженный профессиональный дауншифтинг. С вершин высокой кухни на самое её дно, то есть за плиту детского лагеря «Чайка», под мягкое уютное крыло бессменной поварихи Раисы Иванны – женщины простой и сдобной, как и предметы её творений.

Короче говоря, к нашему с ним первому знакомству-перекуру я уже была достаточно подкована, чтобы не особо вникать в байки из его биографии. Думала только: «Да-да-да, я всё это и так уже знаю, давай лучше меня спроси что-нибудь». Он спрашивал. Но как-то из вежливости. И затягивался, прищуриваясь, видимо, по старой привычке.

Холодок манил, но настоящий масштаб бедствия я поняла только вечером, когда увидела Антона на очередной вожатской пьянке. По устоявшейся традиции ночью после отбоя все те, кому посчастливилось перешагнуть 18-летний рубеж, шли в самое приличное на весь поселок кафе и страшно там бухали. Этого требовал стресс, неминуемый после 20 часов столкновений с разбитыми коленями, кознями, киданием козявок, конфликтами больших и маленьких самолюбий и прочих «Виолетт Виктна, скажите Пете, он задирается». Официально кафе называлось «Акварель», а неофициально было предсказуемо прозвано “Алкарелью”. И вот почему: вечерами мы забирали весь оставшийся за день «Чегем» и три литра «Столичной». В дополнение шёл пакет «Фруктового сада» – чтобы не терять человеческого обличия. Местное, явно паленое («паль» – как говорили наши дети), шампанское «Золотая балка» предавалось остракизму по советам старожилов за несправедливое соотношение дороговизны и утренних спецэффектов в виде часовой блевотни и похмельной серотониновой ямы.

Антон, он же Тоха, он же Антоха, он же Антонский, он же Тони, он же Антонио. Влюбил в себя всех на первой же за заезд встрече. Он ловко открывал вино большим пальцем, легко закидывал пьяных девок на плечо и разносил их по кроватям, подоткнув одеяла. Рассказывал анекдоты, чуть более тонкие, чем у нашего физрука Виктора Михалыча. Серьёзно разговаривал с колонкой «Алисой», нежно шептал помидору: «Иди сюда, малыш», а злому слепню орал: «Вали на хуй, сука. Испугался? Правильно, пшёл отсюда». На Антона была возложена большая надежда: что после увольнения предыдущего повара, обладавшего невероятной способностью замешивать в кастрюле хорошие продукты, а на выходе получать безвкусный клейстер, еда в лагере станет хотя бы немножко съедобной. И он пообещал, уверенно пообещал – так что сомневаться никому и в голову не пришло. В голову никому и не пришло вместе с тем поинтересоваться, а зачем он вообще сюда приехал, после всех Мишленов, медных труб гастрокритиков и тысячи приготовленных тар-таров с яйцами-пашот. Сам он не говорил. Отшучивался, компенсировал обаянием. И в обаянии этом, я чуяла, нет-нет да сквозили порой металлические авторитарные нотки, бывшие, очевидно, издержками поварской професии.

Вообще стоило ему только открыть рот, все затихали и смотрели восторженно. А казалось бы – три нехитрых аккорда, забитые руки, ленивый прищур и непропорциональное лицо с внимательными изучающими глазами. Я долго ходила перед ним туда-сюда, но примерно на середине вечеринки поняла, что в этом бою придется капитулировать, и потому оставила попытки обратить на себя внимание нарочито громким хихиканьем и лихой пьянцой. Принялась в одиночестве пить «отвёртку», замешанную Люськой. Люсина интерпретация соотношения 1:4 выглядела довольно фривольно – неудивительно, что она провалила экзамен по математике и пошла на журфак.

Из колонки играла Лариса Долина. Важней всего погода в доме, всё остальное суета. Я давилась содержимым обмякшего стакана, таким же поганым, как и моё настроение, и сидела в любимом углу «Акварели», откуда виднелась пригласительно горевшая синяя табличка. Поселок городского типа К., улица Аллея Роз, 97. Нет, это не адрес, это песня, в которую зашито всё самое лучшее, что может случиться с человеком: счастье найденного под матрасом письма, умывающий лицо теплый ветер, соль морского бриза и предчувствие огромного безрассудного приключения.