СМЕРШ – 44

До строения оставалось метров двадцать, когда Костин вскочил на ноги и сделал первую перебежку. Понимая угрозу, пулеметчик сосредоточил свой огонь на нем. На какую-то секунду – другую, пулемет замолчал и, воспользовавшись этим, Александр метнулся вперед. В этот момент за его спиной взорвалась граната.

«Ну, теперь ты мой», – подумал Костин.

Он буквально нырнул в оконный проем и оказался внутри здания. Рядом за стенкой огрызался ручной пулемет. Александр хорошо слышал, как клацает при выстрелах затвор пулемета. Он достал из-за пояса гранату, но затем снова засунул ее за пояс. Прижавшись к стене, он сделал несколько шагов. Пули ударили в стену в десяти сантиметрах над его головой. Это стреляли по зданию солдаты из его поисковой группы. За шиворот гимнастерки Александра посыпались крошки от штукатурки.

«Так меня и свои бойцы кончить могут», – подумал он, прижимаясь к стене.

В соседнем помещении, у оконного проема стоял пулеметчик. Прижав к плечу приклад пулемета, он вер огонь по залегшим у дороги солдатам. Рядом с ним, на ящике сидел мужчина в советской форме и набивал патронами очередную ленту. Рядом с ним, у стены на земле лежал его автомат ППШ.

– Руки! Руки вверх! – закричал Костин.

Мужчина обернулся на его крик. Его рука потянулась к автомату, и Костин, нажав на курок, просто расстрелял его из автомата. Пули буквально пришили мужчину к стене. Пулеметчик повернулся к нему и молча, поднял руки вверх. Его маленькие, словно у рыси глаза, пылали злостью.

– Не стреляйте! Я сдаюсь, – скорей прошептал он, чем произнес.

Александр смерил его взглядом. Перед ним стоял мужчина лет тридцати. Длинные нечесаные волосы спадали ему на глаза. Небритое лицо с впалыми щеками… Над головой снова засвистели пули и Костин, невольно, пригнул голову. Он на какой-то миг потерял третью фигуру диверсанта из поля зрения и тот бросился на Александра, сбив его с ног. Они катались по пыльному полу, стараясь ухватить, друг друга за горло. Наконец, Костину удалось подмять диверсанта под себя, и он несколько раз ударил его в лицо. Мужчина застонал от боли и потерял сознание. Александр поднялся на ноги и стал отряхиваться от пыли. В этот момент в проеме окна показалась мощная фигура водителя Захарова.

– Жив? – спросил он Костина.

– Как видишь, а где пулеметчик? – спросил он водителя.

– Вон он лежит. Хотел бежать, тока вы здесь катались по земле. Я его и скосил.

– Берите этого, в машину его.

Закинув за плечи автомат, Александр направился к машине.

***

Костин сидел на подножке грузовика и морщился от боли. Наклонившись над ним, стоял Захаров и перебинтовывал ему левую руку. Одна из пуль нанесла ему касательное ранение предплечья.

– Что ты там возишься? – спросил его Костин. – Бинтуй быстрее…

– Я привык все делать на совесть, – в тон ему ответил сержант. – Вот видите, товарищ капитан, вас и ранило то так – шутя. А ведь могло…

Он не договорил, Александр оттолкнул его руку и стал натягивать на себя гимнастерку. Сейчас он уже не сомневался, что их машину обстреляли диверсанты, на которую они случайно наткнулись. Он еще раз взглянул на солдатские книжки и сунул их в полевую сумку.

– Грузи их в машину, – приказал Костин солдатам, указав им на трупы диверсантов и пленного.

– Товарищ капитан! А что их возить с собой, давайте бросим их здесь в кустах. И нам легче и воронам будет, чем полакомиться.

– Отставить разговоры! – жестко произнес Александр. – Выполнять приказ!

Он толкнул рукой в спину диверсанта и рукой указал ему, чтобы тот лез в кузов. Мужчина скрипнул зубами и зло посмотрел на Костина.

– Чего скрипишь зубами, сука! Так значит, ты все еще воюешь, гад!

Рука Александра скользнула по кобуре. Заметив это, тот быстро забрался в кузов и сел у ног, лежавших в кузове трупов своих товарищей.

Предателей Костин ненавидел всеми фибрами своей души. Еще летом 1941 года он с тремя пограничниками и приставшими к ним десятком красноармейцев выходили из окружения. В лесном массиве, под Минском, за прорванной немцами линией обороны, они наткнулись на остатки полевого военного госпиталя. Всех раненых бойцов, врачей, предатели из полка «Бранденбург -800» расстреляли в упор и искромсали штыками, а у двух изнасилованных медсестер были отрезаны груди. Рядом с одной валялся забытый ими кинжал, с гравировкой на клинке «Meine Ehre heisst Treue» и чем-то вроде молний на рукоятке.   Здесь же эти нелюди и обедали.  На соседней полянке, рядом с родником, истоптанным сапогами, были разбросаны обертки от галет и консервные банки.