Он застает ее в объятиях некой пока еще неизвестной красавицы с безупречным телом — не тощим, но и не полноватым — просто отличные пропорции, приближенные к идеалу — в меру налитая грудь, отличные упругие, но все же хорошего размера ягодицы, аппетитные бедра.
А лицо… черт возьми! Это лицо! А глаза!
— О! Карлейн! — улыбается Кара, касаясь своей груди рукой — и вот это действие не находит в его душе ни малейшего отклика. Зато то, как эта незнакомка коснулась сейчас пальчиком своей нижней губы…
«Что со мной?» — не понимает Карлейн, впервые в жизни возжелав женщину.
— Карлейн, — обращается к нему эта богиня, — признаться, я искала встречи с тобой весь вечер. И надела для этого свое самое… аппетитное платье. А сейчас… ты видишь меня во всеоружии.
Кара улыбается.
— Карлейн, — снова произносит эта красавица его имя, — если ты сейчас выйдешь из комнаты на минутки три, то мы с Карой оденемся и… возможно, все же отыграем нашу встречу? А потом… разденемся уже втроем? Ты же, наверное, захочешь раздеть нас сам? Ты же не против, Кара?
— Мы же уже это обсудили, — улыбается Кара, поглаживая коленку этой красавицы.
— Так что, Карлейн?
И Карлейн выходит, предварительно кивнув головой. Закрывает за собой дверь и понимает, что детородный механизм, который всегда активировался исключительно силой его мысли, в данный момент включился самостоятельно — без его на то воли.
***
Хейзел молил Акву ответить, но либо она не слышала, либо не хотела слышать, либо попросту не могла ответить, но уже спешила на помощь. В любом случае, прямо сейчас они были в комнате втроем — он, который тоже не взял свою шкуру, как и мать, сама Элеонор и этот жуткий старик, на которого сейчас Хейзел набросится и попытается выдавить глаза.
— Я так понимаю, мальчонка не хочет, чтобы всё вышло по-хорошему? — старик хищно улыбается. Пацана он вырубит чем-нибудь, но пока не решил, чем — ведь его нельзя было убивать и тяжело травмировать. А вот с Элеонор… с этой красавицей-волчицей… он мог делать всё, что захочется — и убить в конце. Вот только пацана здесь быть было не должно. Это немного затрудняет всё то, что должно случиться.
— Хейзел, прошу… уйди. Пусть он отомстит. Он имеет на это право.
Паренек начинает тяжело дышать, и старик понимает, что тот сейчас набросится на него — ярость так и читается в его глазах. Хорошо, что к такому развитию событий он готов.
Хейзел прыгает — совершает настолько мощный прыжок, что должен был бы долететь до колдуна и тут же воткнуть свои большие пальчики ему в глазницы. Но вместо этого его траектория прерывается неизвестно откуда взявшимся табуретом — он прилетает в Хейзела справа и отбрасывает в сторону. И, еще до того, как он успевает встать — его приковывает к стене деревянный стол, а затем в его сторону устремляются четыре металлических предмета, но падают на пол на полпути, что связано с атакой Элеонор — теперь уже она бросается на колдуна, но получает удар огромным шкафом.
Все предметы двигаются силой мысли — колдун оказался очень мощным телекинетиком, вот только самих людей, видимо, отталкивать он не мог — ему нужно было нечто неодушевленное.
Хейзел отбрасывает от себя стол и вновь бросается на старика, воспользовавшись его отвлечением на Элеонор. И почти успевает. Каких-то двадцать сантиметров отделяют мальчика от колдуна — но в него вновь врезается что-то тяжелое — на этот раз он даже не понял, что это. Но было абсолютно точно больнее.
И, едва он успевает понять, что лежит на полу — как его руки и ноги придавливаются к полу металлическими скобами, которые раньше были чем-то иным, но Хейзел понятии не имел, чем именно. Сейчас он видит, как мать пытается наброситься на колдуна, но тот снова отбрасывает ее тем самым столом, которым совсем недавно он придавливал к стене самого Хейзела.
Мать падает рядом с кроватью. С ее виска спускается тонкая струйка крови. Кажется, уголок стола угодил ей по голове.
— Наконец-то, — говорит старик. — Сколько… лишних телодвижений. Не люблю я… такие прилюдии.
Он подходит к матери Хейзела и поднимает ее, кладет на кровать. Облизывает ее лицо своим языком, отчего она морщится.
«Не трогай её! Ублюдок! Дрянь! Я убью тебя!!!» — хотел бы сказать Хейзел, но говорить он мог исключительно в своих фантазиях. Он снова пытается вырваться, освободить руки, но те слишком плотно прижаты к полу.
— Кажется, у нас свидетель, — говорит старик. — Прикрою-ка я ему глазки, да? Всё же… травмировать детскую психику… ну зачем? Мне спасибо за это не скажут.
«А кто… должен сказать спасибо?» — спрашивает Хейзел в своей голове, но ответить некому — Аквы здесь нет. И, скорее всего, уже не будет…
Старик проходит по комнате, хватает нечто наподобие шарфа и подходит к волчонку. Смотрит в его глаза.