Смерть домохозяйки и другие тексты

Конечно, написание диссертации занимает больше времени, но как форма эссе не менее требовательно. Оно требует от автора большей одаренности. Это как сравнивать варган со скрипкой – хотя лично я ничего против варгана не имею.

Я понимаю, что мои слова могут вызвать ярость у некоторых чистокровных академиков, но мне кажется, что сам Свен Линдквист согласился бы со мной. Тем более, что упомянутая выше 475-страничная диссертация – это именно его работа, вышедшая в 1966 году под названием «Дневник и поэзия. Исследование книги афоризмов Вильгельма Экелунда».

В чем же разница? Среди прочего, в том, что автор эссе должен проделать огромную исследовательскую работу, которой потом не будет видно. И совершенно не важно, сколько времени он или она провели во всемирно известных научных библиотеках или никому не известных архивах. Даже если по ходу работы над эссе насобирается пятьсот сносок, все их следы будут стерты.

Эссеист рискует всем. У него или у нее нет страховки ученого – тех самых пяти сотен сносок, – и поэтому приходится полагаться только на собственный голос.

Эссеист не просит разрешения. Ему или ей не нужно опираться на чей-то авторитет, чтобы осмелиться сказать свое слово. Но если эссеист не способен выстроить ясное и четкое «я», вся работа летит к черту. При этом «я» не обязательно должно быть представлено в виде образа – это может быть голос, оттенок речи, угол зрения.

Задача эссеиста – найти нужную форму. Как и ученый, он также должен и описывать, и анализировать, но прежде всего – искать форму.

Хотя, с другой стороны: зачем одно противопоставлять другому? В этом-то и суть. Эссе сродни широким и щедрым объятьям. Случай Линдквиста убедительно доказывает: форма эссе и форма научного труда дополняют друг друга. Просто дело в том, что хорошее эссе преподносит все накопленные знания в легкой форме. Это не значит, что тяжесть в эссе под запретом, просто тяжесть должна быть подана в форме намека.

2

Свен Линдквист поставил свое писательство на службу реальности. Он делится тем, что прочитал, увидел и услышал, что чувствовал, что пробовал на вкус и запах, не больше и не меньше. И всё это он описывает объективно, рассудительно и с большим энтузиазмом. В реальности столько удивительного, что выдумка кажется излишней. Чем ближе вы подбираетесь к реальности, тем более значительной она предстает. Реальность для Линдквиста – верный союзник, средоточие подлинности и путеводная звезда.

Какой же стиль соответствует такому взгляду на мир и на писательство? В «Дайверах пустыни» есть фрагмент, представляющий своего рода квинтэссенцию поэтики Линдквиста. Автор пишет, что любимым его чтением в детстве и ранней юности были «Инструктаж для бойцов пехоты», «Книга бойскаута» и уже упомянутая выше «Сила и ловкость».

Также называются книги для мальчиков, повествующие о различных опасных ситуациях. «В книгах моего детства не было недостатка в захватывающих приключениях. Но в них был один серьезный изъян – чувствовалась нехватка опытных знаний», – пишет Свен Линдквист.

Опытные знания, вот оно что! Ничто не способно восполнить недостаток опытных знаний – ни захватывающий сюжет, ни изящество стиля. Мы слышим здесь голос строгого критика, мы узнаём идеал будущего писателя. Линдквист продолжает:

Спросите Эдварда С. Эллиса, как именно у Оленьей Ноги получалось «незаметно пробираться сквозь заросли», и ответом вам будет молчание. Потому что Эллис не был индейцем. Он понятия не имел, как это делается. Мне это было ясно уже по тому, как он писал.

Свен Линдквист тоже не индеец, но он способен отличить истинное от ложного. Как это возможно? И здесь мы приближаемся к самой сути его писательской программы. Опытные знания, вероятно, проверяются не их соответствием реальности. Настоящий опыт оставляет следы в самом языке. Подлинное знание отражается в стиле повествования.

По мнению Линдквиста, одним из счастливых исключений среди авторов приключенческой литературы был Антуан де Сент-Экзюпери, создатель «Маленького принца» и ряда произведений о летчиках и полетах. Сент-Экзюпери хорошо знал то, о чем говорил: