Смерть домохозяйки и другие тексты

Он создает посмертные маски. Он наносит гипс на фразы настоящего, на секунды скоротечной жизни, прежде чем образ застынет в тот миг, когда дыхание еще теплится. И не случайно Линдгрен описывает в своей книге человека, который делает посмертные маски. Этот персонаж появляется в кондитерской в Юрсхольме, ест пирожное с кремом, пока гипсовая пыль дрожит в его ноздрях, и рассуждает о реализме, причем в довольно строгих тонах. Он словно сошел со страниц Томаса Манна – этот герой, владеющий искусством нанесения дигидрата сульфата кальция на черты лица недавно усопшего.

Образ изготовителя посмертных масок служит символом литературного метода Линдгрена. Всё движется, одно стремительно сменяет другое, будь то смерть, или слепая жизнь, или невежественные люди, которые не понимают, что пёльса[49] – это не просто еда, а блюдо, теснейшим образом связанное с благодатью, даже этимологически.

После чего, конечно, встает трудный вопрос. Связаны ли между собой все эти моменты бытия, вроде тех, что перечислены ниже?

Вот эпизод с другом-писателем за столиком в кафе, за рюмкой горячительного напитка. Вот мать, лежащая при смерти, рассуждающая о капризах погоды и важности теплой одежды. Вовсе не триумфальные прогулки Ёрана Тунстрёма и Торгни Линдгрена по Парижу. Мясное рагу, приготовленное из огузка с добавлением белого сухого вина, корнеплодов, лука и яблока. Нелепый советский памятник великому писателю, такой огромный, что навсегда меняет представления о природе вещей. Преданные собачьи глаза. Повседневные заботы Томаса Манна. Эпатажное поведение ученых мужей в коридорах Шведской Академии. Пасмурные небеса над швейцарскими озерами. Отец, глубоко благодарный своему телу – рукам, спине, ногам – за то, что оно так хорошо служит. Писатель из Вестерботтена, находящий утешение в созерцании чучела лисы, – иными словами, картины Бруно Лильефорса[50]. Логопеды, неврологи, врачеватели душ.

Список можно продолжить. Как всё это соединяется? Говорят ли нам о чем-то все эти многочисленные посмертные маски? Или же это просто груда разрозненных прозаических фрагментов, искусно непритязательных, что так характерно для уникальной манеры Торгни Линдгрена?

Эта книга может показаться скучной, особенно в первой части, которая немного напоминает собаку, бегающую от одного фонарного столба к другому. Порой можно почувствовать чрезмерный восторг автора от собственных историй, а иногда – скромную радость.

Но постепенно начинаешь понимать, что кто-то всё же держит эту собаку на поводке, когда она рвется вперед. Иными словами, начинаешь замечать руку мастера. Частички гипса под ногтями. Белую пыль в ноздрях. И тут же понимаешь, как гениально устроена эта книга, как она постепенно взращивает собственную композицию, как корни быстротечности пробиваются практически повсюду. Да, собственное «я» может быть всего лишь клочком тумана, а бытие может быть лишено формы, но в руках Торгни Линдгрена прожитая жизнь сияет, словно в двойной экспозиции, – жизнь своя и чужая, факт и чудо, ответ и загадка, мясное рагу и дух.

«Воспоминания» – книга небольшая. Торгни Линдгрен никогда не стремился писать большие книги. Что не мешает «Воспоминаниям» быть великой книгой. По-настоящему великой.

Маленькая смерть [51]

Текст был написан для выступления на мероприятии «Cabaret Bon Bon» в клубе «Форум». Впервые опубликован в газете Dagens Nyheter 18 мая 2013 года.

Однажды я работала в кондитерской. Она называлась «У Валле» и располагалась на Вальгаллавэген, недалеко от района Йердет. Ни самого Валле, ни той кондитерской уже больше нет. В кондитерскую захаживали генералы, работницы почты, студенты Академии драматических искусств. На витринах красовались покрытые слоем зеленого марципана торты «Принцесса», пышные клубничные торты с пряным желе и розочками из взбитых сливок, куполообразные пирожные «Наполеон» в малиновой глазури и прочие сладости, ожидающие, когда их нарежут и съедят. Были там, конечно, и булочки с корицей, а также карлсбадские булочки, миндальные пирожные, шоколадные пончики, «финские палочки» и «мечты».

Покупатели делились на две категории. Представителям первой хотелось, чтобы я разделила их страсть, иначе им было бы стыдно. Они желали, чтобы мы учредили временное общество наслаждения прямо у витрины. Распознать этих покупателей было легко: прижавшись носом к витринному стеклу, они с жаром обсуждали начинку «семлы». Иногда это выливалось в настоящий компаративный анализ, что, конечно, производило на меня впечатление. Я весело вступала в игру. Мы ведь играли в одной команде.