Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье

Сердце, казалось, замерло в груди у начальника сыскной полиции, и так пересохло во рту, что он не мог вымолвить ни слова, только кивал головой и под завершение разговора глухо сказал:

— Еду, — и когда положил чёрную эбонитовую трубку на аппарат, вполголоса матерно выругался, словно хотел выплеснуть недовольство на весь белый свет.

Случилось то, чего Владимир Гаврилович страшился больше всего.

Преступники проникли в квартиру баритона Преображенского не в полдень, когда должна была явиться дама сердца Николая Константиновича, когда и по Фонтанке, и по Горсткиной улице ходит множество народу, а в полночь. Не иначе, имели провидца среди своих, заранее знали действия сыскной полиции и посмеялись над её напрасными стараниями устроить западню.

Пристав 3-го участка Спасской части, надворный советник Квятковский в столь морозное позднее утро выглядел скорее испуганным, нежели обеспокоенным. Его пальто с меховым воротником было расстёгнуто, а шапка сдвинута на ухо, словно у загулявшего казака. Бледность лица выдавали побелевшие губы, глаза выражали нечто несусветное. Лев Иванович держал в руке перчатки, не пытаясь их надеть.

— Это чёрт знает что, — заметив вышедшего из экипажа Филиппова, он устремился навстречу начальнику сыскной полиции. — Владимир Гаврилович, снимите с моих глаз пелену. Я не понимаю, как такое могло случиться в доме, где расположился полицейский участок? Как? Ой, простите, — спохватился пристав и протянул руку Филиппову.

— Доброе утро, хотя какое оно доброе, Лев Иванович. Прямо-таки дрянь, а не утро.

— Такого артиста, и… Даже не верится, кому он мог помешать?

— Кто знает, какие скелеты каждый из нас хранит в шкафу, — попытался улыбнуться Владимир Гаврилович, но лицо так и осталось словно каменное.

— Господи, мне бы привыкнуть к таким случаям на должности, ан нет, — пожаловался пристав.

— Вы уже были там? — Филиппов указал кивком головы на дом.

— Был, но лучше бы… Владимир Гаврилович, как это ужасно. Был человек, строил планы, простите, женщин любил — и на тебе. Одно движение — и больше ничего не надо бедному артисту, — Лев Иванович не мог прийти в нормальное состояние.

— Давайте пройдём, господин Квятковский, не то мы своим видом привлечём любопытных.

— Как скажете, но… — пристав махнул рукой.

Уже в квартире Филиппов спросил.

— Как вы узнали о разыгравшейся трагедии?

— К городовому, стоящему у входа в участок, подошёл незнакомец и оповестил, что во втором этаже этого дома в квартире лежит покойник. Сперва полицейский отмахнулся от мужчины, посчитав сообщение дурной шуткой, но незнакомец настойчиво повторил, что надо бы срочно вызвать сыскную полицию, ведь речь идёт об убийстве. Сразу же доложили мне. Ну, я и послал проверить сообщение. Действительно, дверь оказалась открытой, а в квартире, — пристав перекрестился, — артист Михайловского театра, — и опять мазнул рукой.

— Городовой сможет опознать незнакомца?

— Это мы спросим у него самого, — Лев Иванович подозвал полицейского. Последний вытянулся перед начальником.

— Ваше…

— Тише, голубчик, ты не на плацу, — поморщился пристав, — скажи нам, сможешь ли ты опознать того господина, что сообщил об убийстве?

Городовой задумался.

— Простите, но видел я его мельком. Кабы знал, то…

— Скажи, не было ли у него на лице особых примет, родинок там, шрамов, оспинок?

— Никак нет. Обычный господин в шляпе…

— В шляпе? — переспросил Филиппов.

— Так точно, в шляпе.

— И тебе не показалось странным, что в такой мороз он в шляпе?

— Господин…

— Филиппов, — подсказал пристав.

— Господин Филиппов, на службе столько насмотришься на всякого рода чудаков, что перестаёшь воспринимать их чудачества.

— Значит, особых примет не заметил?

— Никак нет, вот только…

— Договаривай.

— У этого, что ко мне подошёл, верхнего зуба не было, вот тут, — указал пальцем на свой рот.

— Во что одет?

Городовой задумался.

— Ваше… господин Филиппов, я удивился — шинель добротного сукна, на ногах дорогая обувь, а сам в шляпе.

— Понятно. Ступай, братец.

Полицейский хотел было повернуться, но что-то его сдерживало.

— Что ещё? — спросил пристав.

— Может быть… — потом решился, — может, важно это, а может, я… Взгляд у него колючий, смотрит на тебя, а по спине холодок ползёт.

— Хорошо, ступай.

Лев Иванович покосился на озабоченное лицо Филиппова.

— Вы знаете этого бандита?

— Не совсем, — покачал головой Владимир Гаврилович и передёрнул плечами, словно прикоснулся к чему-то неприятному. — Если не ошибаюсь, прозвище у него Митька Весёлый.

— Весёлый, — вслед за начальником сыскной полиции повторил пристав. — Я бы его самолично повесил за художества его «весёлые». — Пойдёмте, Владимир Гаврилович, посмотрим на его шутки.

Дверь в квартиру артиста была открыта, возле неё стоял полицейский. При появлении пристава и гостя он вытянулся и приложил руку к головному убору.

— Господин Преображенский находится в своей спальне, это самая дальняя комната по коридору. Вот здесь, — Квятковский указал рукой на дверь, — проживает горничная, вон там камердинер, а в той стороне кухня и при ней небольшая каморка для кухарки.