Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье

— А кто? — со всей искренностью произнесла кухарка. — Без году неделю прислуживала нашему Николаю Константинычу. Ты припомни, как она здесь появилась.

Антип скривился.

— Ты лучше вспомни, сколько до Анфисы тут девок побывало.

— Ну, хватало, но эта…

— Агриппина, из этой девицы убийца, как из меня…

— А ты, — перебила кухарка, — всегда всем верил, даже Варваре, которая вещи у нашего хозяина воровала. Забыл, что ли?

— Такое не забудешь, — Антип дотронулся до затылка, но потом прищуренными глазами посмотрел на Агриппину. — Не тебя ли Николай Константинович хотел выставить за дверь?

Кухарка сжала до боли губы, попом процедила:

— Хозяину всегда нравилась моя стряпня, и никогда Николай Константиныч меня бы не выставил…

— А третьего дня? — с ехидцей в голосе и такой же улыбкой спросил Антип.

— То он в сердцах сказал.

— Ага, «в сердцах».

— Ты что, эту, — кивнула головой в сторону, — защищаешь?

— Никого я не защищаю, просто вот думаю, что это вы с Анфисой могли убийцам двери отворить. Сговорились, небось.

— А может, это ты не закрыл?

Через полчаса камердинер скользнул в комнату Анфисы. Последняя стояла у окна и что-то высматривала, как появился Антип, не заметила, и только когда он тронул её за плечо, вздрогнула и отскочила в сторону.

— Это ты? — а у самой сердце билось так, что даже отдавалось в висках. — Чего тебе?

— Мне-то ничего, а вот Агриппина хочет в полицию пойти и на тебя заявить — мол, ты её опоила и бандитов пустила.

— Ты отчего это мне рассказываешь?

— От того, что думаю, это сама Агриппина убийц пустила, а теперь, чтобы от себя подозрение отвести, на тебя наговаривает.

— Тебе-то какое дело?

— Когда с тобой дело не выгорит, так за меня возьмётся. Знаю я эту змею подколодную.

После того, как Геннадий Петрович узнал от Бубнова, что Григорий Перинен мёртв, места себе не находил. Внушал себе, что он виноват в смерти поджигателя. Даже тело стало болеть меньше, поэтому он на следующий день покинул больницу, резонно рассудив, что его присутствие в сыскном отделении принесёт больше пользы, нежели лежание на казённой койке.

— Владимир Гаврилович, — ещё от двери кабинета начальника сыскной полиции Бережицкий хотел покаяться в упущении по службе, но Филиппов вскинул на него удивлённый взгляд.

— Геннадий Петрович, рад вас видеть в здравии, хотя… — Владимир Гаврилович поднялся из своего кресла, — уж очень вы бледны. Не долечились?

— Так точно, — смутился Бережицкий и, покраснев, словно девица перед первой брачной ночью, торопливо добавил: — Но чувствую себя прекрасно и готов выполнять любые поручения.

— Не сомневаюсь, Геннадий Петрович, не сомневаюсь.

— Владимир Гаврилович, готов понести наказание за халатность, — при этих словах Филиппов поморщился, — проявленную при выполнении ответственного задания.

— Геннадий Петрович, Геннадий Петрович, — начальник сыскной полиции спохватился, — вы садитесь, дорогой. Вам после ранения…

— Какое там ранение? Так, царапина, — слукавил полицейский надзиратель первого разряда.

— Ценю вашу готовность влиться в ряды сыскной полиции, но я спрашиваю не от праздного любопытства, а вполне серьёзно: вы себя хорошо чувствуете, или вам нужно несколько дней для приведения себя в порядок?

— Я здоров, — вскочил на ноги Бережицкий и тут же поморщился от боли, что не укрылось от пытливого взгляда Филиппова.

— Вижу. Да вы садитесь, — Владимир Гаврилович указал рукой на стул. — Теперь вернёмся к так называемому вами «упущению». Во-первых, Геннадий Петрович, никто из нас не застрахован от таких историй. У каждого из нас есть определённая рассеянность. Она есть и у вашего покорного слуги, не всегда можно ею пренебречь в нашей службе, поэтому мы всю жизнь учимся. Я, между прочим, не составляю исключения. Теперь по делу: да, я вижу недостаток в том, что вы не вызвали в помощь агентов «Летучего отряда», а сразу захотели арестовать преступника, а он оказался не один. Вот такие мгновения надо предвидеть, даже не предвидеть, я не совсем правильно выразился, а надо всегда предусматривать иные варианты развития событий, нежели те, которые кажутся верными. Вы, видимо, уже знаете, что Григорий Перинен убит?

— Мне рассказал Бубнов.

— Так вот, убийца — очень хитрый и сообразительный малый. Он пока находится на шаг впереди нас. Мы плетёмся за ним, хотя должны предвидеть все его шаги наперёд. Бандит инсценировал убийство Григория как самооборону хозяина квартиры, хотя при этом знал наверняка, что мы подлинно установим ширину лезвия ножа и поймём — он наказал Перинена за самовольный поджог будуара госпожи Елисеевой, подкинув в карманы несколько вещиц, уличающих сына кухарки. Так что мы имеем дело с, я бы сказал, достойным противником.

— Но я…

— Геннадий Петрович, это не ваша вина, что пока наш убийца умнее нас, — и Филиппов рассказал об убийстве артиста Преображенского. — Теперь вы понимаете, с кем мы имеем дело?

— Да, — кивнул головой Бережицкий.