Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье

Один миг — и слёзы на лице Анфисы исчезли, словно и не бывали, лицо разгладилось, и снова глаза заблестели, будто мгновенно преобразилась в молодую девушку.

— Пожалуйста, — горничная заперла дверь, — проходите, Николай Семёнович.

В гостиной было всё по-старому, но что-то изменилось. Какой-то незримый налёт покрывал всё: и кресла, и диван, и столы, и серванты.

Анфиса поправила волосы.

— Вот что, голубушка, у меня к тебе несколько вопросов.

— Николай Семёнович, мне ж ничего не ведомо, всё время в этой клетке сижу, — начала отговариваться горничная — мол, что с неё взять.

— Вот что, — Власков потёр щёку, — я, конечно, понимаю, что ты ничего не знаешь, но, видишь ли, есть распоряжение начальства. Так что собирайся, мы обернёмся быстро.

— Я только оденусь, — на губах у Анфисы заиграла улыбка, а в глазах появилась непонятная холодность.

Николай Семёнович заложил руки за спину и остановился у картины. Наклонил голову вправо, ощутил затылком какое-то движение. И тут же у него потемнело в глазах, словно вместо текущей синей реки упала с неба сплошная чернота.

Спустя какое-то время он хотел открыть глаза, но увидел только летающие яркие пятнышки, напоминающие ночные звёздочки, и собственная голова показалась ему необъятной. Болел от нестерпимой рези затылок, и тут же рассыпался на куски. Власков снова попытался открыть глаза. Пусто, ни мысли, ни проблеска света. Почувствовал, что лежит на чём-то мягком, и опять сделал попытку подняться, но не смог пошевелить даже пальцем. Теперь ощущал, что кто-то его связывал, прижимая к полу.

Мир наконец начал приобретать очертания. Власков хотел опереться на руку, но резкая боль пронзила кисть. Николай Семёнович по-прежнему ничего невидел, но вглазах иногда вспыхивалсвет. Затем опять перед глазами поплыла непроницаемая темнота. Власков медленно проваливался во тьму, падал, летел вниз, словно его столкнули с высокой башни.

Прошло немало времени, но сознание наконец начало долгий путь по околичной дороге. Сперва он смог открыть правый глаз, но тут же его закрыл. Яркий свет резанул так, что снова помутнело в голове. Николай Семёнович пошевелил вначале пальцами одной руки. Потом напряг мышцы и ощутил, что пальцы и второй руки не отказывают ему. Двинул ногой, потом второй.

Попытался поднести ладонь к лицу. И удивился, что получилось. Под пальцами ощутил липкую жидкость. Вначале удивился, но потом понял — кровь.

Пришла очередь опереться на руки. Надо было вновь открывать глаза, но воспоминание о боли, пронзившей Николая Семёновича с минуту назад, отдалось страхом. Начал открывать с такой медлительной осторожностью, что, казалось, прошёл не один час.

Туманная пелена слегка рассеялась.

Потом исчезла окончательно.

Теперь картинка перед взглядом не троилась, не двоилась, а начала обретать резкие очертания.

Взгляд задержался на картине. Река не казалось такой синей, а пересекала полотно чёрной полосой. Наконец, Власков поднялся на ноги, оперся о стол. И тут же по спине потекли холодные капли.

«Анфиса», — еле слышно простонал Николай Семёнович и заплетающимся шагом направился в комнату горничной.

Там её не было. Чиновник для поручений хотел повернуться, но теперь в голове прояснилось. Вещи вроде бы на месте, но опытным взглядом Власков заметил небрежность: Анфиса, видимо, заранее готовилась к побегу, только выжидала время.

На Фонтанке Власков остановил извозчика. Тот со страхом посадил к себе господина со следами крови на воротнике, но когда услышал адрес «сыскное отделение», безропотно отвёз и даже помог дойти до двери.

Через некоторое время Власков входил в кабинет начальника сыскной полиции. Чувствовал себя не столько больным, сколько опустошённым: упустил девицу, которая так обыденно провела его, опытного сыскного агента.

— Владимир Гаврилович, — Николай Семёнович едва доплёлся до стула и без разрешения опустился, словно потерял остатки сил. Филиппов поднял взгляд на чиновника для поручений (до этого что-то писал). — Владимир Гаврилович….

Начальник сыскной полиции понял, что стряслось что-то ужасное, поднялся с места и, налив стакан воды, подал сотруднику. Власков в три глотка выпил поданную воду.

— Теперь, Николай Семёнович, не спеша расскажите, что стряслось?

— Анфиса сбежала, — только и сумел выдохнуть чиновник для поручений.

— Это она вас так приложила?

Власков кивнул головой.

— Понятно, — сжал губы Филиппов, — стало быть, теперь понятно, что это она открыла дверь преступникам, а остальное — обычная инсценировка.

Николай Семёнович опять кивнул.

— Голова-то цела? — после некоторого молчания спросил начальник сыскной полиции.

— Цела, только вот гудит, как паровоз, и, простите, очень медленно соображаю.

— Вам, Николай Семёнович, надо доктору показаться — вдруг что-то с вами нехорошее приключилось.

— Это потом, вот то, что горничная сбежала… — Власков дотронулся до затылка и скривился от боли.

— Далеко не убежит. Вы по ней, как я понимаю, что-то узнали?

— Не Анфиса она, а жила по подложному паспорту девочки, которая утонула в семи- или восьмилетнем возрасте. Простите, не помню.