Смерть и креативный директор

– Интересно… – протянул Коновалов. – Как он мог спутать тебя с прислугой? Ты была в маске? И она тоже имеет обыкновение прятать лицо под марлевой повязкой?

– Смешно. Гражданка явилась наняться экономкой, и он, как я предполагаю, ее раньше ни разу не видел, если не считать фоток в досье. А они, сам знаешь, какие. Девица, которая до недавнего времени была у него домработницей, попала в реанимацию после ДТП. Вот он и устроил кастинг на дому. В некотором смысле мне повезло – не пришлось врать и выкручиваться, чтобы попасть к нему в дом и полюбоваться на персонажа. Хотя выкручиваться все-таки пришлось, но это позади.

Не то чтобы Коновалов был удивлен ее невозможной активностью, но озадачен – это точно. Он и предположить не мог, что в ее внутреннем арсенале обнаружатся преданность, решимость и мужество. Особенно последнее качество, мужество – в силу мягкости характера, насколько он мог его прочитать.

С другой стороны… Если припомнить ее недавнее выступление… То следует сделать вывод: Олеся – существо закрытое и оттого трудно определяемое. И, как выяснилось, взрывное. С такой штучкой придется повозиться.

Ему стало весело.

Этот поток эмоций и мыслей чуть было не отвлек майора от любопытного нюанса, мелькнувшего в ее повествовании.

Он проговорил:

– Надо же. Какая напасть на вдовца. Женщины из его окружения разлетаются, как вспугнутые куры. Хотя про убитую так говорить, кажется, нехорошо.

Насчет кур он выразился потому, что Плюшик в это время гонялся за небольшой стайкой дворовых сизарей, заставляя их перелетать с места на место.

– Да и про покалеченную тоже не стоило бы.

– Извиняюсь, – хмыкнул Коновалов. – И давно произошла трагедия с его помощницей по хозяйству? После убийства жены или до?

– Плюшка, перестань, – сказала Олеся сердито. Голубям она сочувствовала.

Пес оглянулся на голос, напоследок тявкнул на нескольких зазевавшихся и поскакал к соседнему подъезду здороваться с бульдогом Рикки, в сопровождении хозяйки вышедшим на променад.

– В пятницу девушка под колеса попала, – проговорила Олеся. – Через день после убийства его жены. Черная полоса, так частенько бывает.

– Да, действительно, полоса черная, – проговорил мент Коновалов задумчиво. – И как тебе персонаж? Способен убить благоверную?

– Как бы да… Он хам порядочный и на вид громила… Но ему невыгодна была смерть супруги! Он теперь остался буквально без штанов! Покойная женушка свой капитал сыну завещала, и Турчин знал об этом. А с другой стороны, разве не мог у него появиться мотив для убийства посерьезнее, чем соображения выгоды? Возможно такое? Конечно. Поэтому мой вердикт – все-таки способен. И второй участник тоже не так безобиден, как мне показалось вначале.

– Ты побывала еще у кого-то за утро? Ну, даешь!

– Нет-нет, ну что ты, Максим! Просто, когда я заявилась к Турчину, у него в гостиной уже сидел юрист – тот самый, который тоже был на приеме у Михеева. Мне показалось, что тип он довольно вялый и флегматичный, но, возможно, у него просто имидж такой: бесстрастного профи, которого ничем не удивишь и никак не заденешь. В таком случае, на убийство он тоже способен, но чисто гипотетически, поскольку данных у меня для выводов мало.

Коновалов сдержался и не хмыкнул иронично. Но собеседница все-таки что-то почувствовала и торопливо проговорила:

– Я не криминальный психолог, Максим, в этом я отдаю себе отчет. И на анализ личностей не замахиваюсь. Я просто что думала: вот посмотрю на особняк михеевский, на его гостей, и нарисуется у меня в мозгу картина, как оно все произошло. Естественным образом выстроится, понимаешь? Как у писателей бывает.

– А может, врут писатели насчет своих озарений. Цену себе набивают.

Олеся ответила не сразу. Изучила маникюр на левой руке, вздохнула, изучила на правой. Произнесла:

– Мне нужно всех их увидеть. Причем в сжатые сроки. А там – посмотрим. Писатели, может, и врут, но я не писатель. Я креативщик. Фантазировать мне должность предписывает.

Он промолчал, разглядывая стекла балконов и окон дома напротив.

Олеся теребила кожаный ремешок сумки. Пора домой. Ей и так посчастливилось, что он подошел, присел, и они даже поговорили.

Но уходить не хотелось. Денек такой замечательный. К тому же, очень было приятно на лавочке рядом с ним сидеть.

– А нет ли у тебя старой футболки на выброс? – задала она неожиданный вопрос. – Желательно белой.

Он взглянул на нее, задрав брови.

– Тебе не в чем ходить дома? – спросил без улыбки.

«Ну, и дура же ты, Звягина», – обругала она себя.

Решит еще, что его ношеная шмотка ей нужна по соображениям сентиментальным – деликатно выражаясь.

– Мне вещь требуется для реквизита, – торопливо пояснила она. – Но если тебе жалко, я куплю. Тем более, что твоя по размеру может не подойти. Да. Так и есть. Не подойдет по размеру, забудь.

– Выкладывай, – процедил Коновалов, и она оробела.

Умеет же мент нагнать страху. Сразу видно профессионала.

– Мне только что Любовь Сергеевна звонила, михеевская экономка, если ты забыл. Застала меня, когда я возле дома была.

– И поэтому ты на скамейке устроилась?