Смерть и креативный директор

Времени хватило, чтобы взять себя в руки. Не с чего ей волноваться.

– Привет, Максим, – проговорила сдержанным тоном. – Не подскажешь, как к следователю попасть? Записываться нужно заранее, или можно прийти в часы приема? И вообще, принимает ли он простых гражданских?

– А зачем нам к следователю? Показать черновик сценария пьесы? – не сдержал он иронии и тут же пожалел об этом. – Я хотел сказать, что следователей в Москве много и все разные. Тебе к кому? И из какого отделения? А вообще – можно, конечно, почему – нельзя?

Олеся тихонько вздохнула, отвела взгляд в сторону. Ему показалось, что она сейчас заплачет, совсем как Настя минутами раньше. Ну не урод ли?

Нет, плакать она не собиралась. Проговорила твердым голосом, вернув ему насмешку:

– Кажется, я вновь совершила глупость, да, Максим? Мне не надо было посвящать тебя в свои планы. Думается, если бы я вчера тебе заявила, что собираюсь собственное расследование провести, то огребла бы издевок несколько меньше. Хотя, какое-то количество все равно огребла бы. В силу характера твоего, извини за прямоту.

Коновалов помолчал. Собравшись с мыслями, произнес:

– Что правда, то правда. Характер скверный. Позволишь присесть?

И сел, не дожидаясь ответа, чтобы не делать ситуацию более для себя абсурдной – Олеся могла и не позволить.

– Закуришь? Тогда и я не буду. Плюха, иди побегай.

Он отстегнул пуделя от поводка, шлепнул легонько по мохнатой заднице. Плюшка весело тявкнул и ускакал на просторы двора обнюхивать ножки соседних скамеек, жестяные коробки урн и уборочный инвентарь, оставленный кем-то из дворников возле каморки мусороприемной камеры.

– А откуда ему взяться-то, хорошему характеру? Вышла бы за меня, перевоспитала бы… возможно… Привила бы добрые качества. А ты же отказалась, – брякнул он, дивясь, какую пургу понес так внезапно.

Олеся хмыкнула иронично:

– В перечень моих будущих обязанностей этот пункт не входил. Или я что-то упустила?

– Не входил. Но разве это повлияло бы на итог наших, как бы правильнее выразиться, переговоров? И, кстати, о твоих манерах, душа моя, тоже можно было бы порассуждать на досуге. Удумала тоже… глумиться над человеком.

Олеся бросила на него быстрый взгляд. Коновалов сидел угнувшись, уставившись в сухой асфальт под ногами, и дергал из стороны в сторону собачий поводок, как будто проверял ремень на прочность.

– Ладно, проехали, – сказал он неприязненным тоном, не дождавшись от собеседницы никакой реакции. – Зачем тебе к следователю, если не секрет?

– Никакого секрета, – пожала она плечами. – Во-первых, хочу рассказать ему про одну вещицу, которую экономка обнаружила не на своем месте.

– Михеевская экономка?

– Да. Она, видишь ли, адептом эзотерики является. И для подпитки космическими энергиями пользуется минералами, один из которых довольно крупный, как твой кулак, примерно.

Оба взглянули на коноваловский кулак.

– И что? – спросил он после краткой паузы.

– После известного события он пропал. Лежал обычно у нее в кастелянской, на блюде с другими кристаллами, помельче, а обнаружила его Любовь Сергеевна в кадке под пальмой, среди мраморной щебенки. Кадка в зимнем саду стоит.

– Что-то припоминаю. Михеев ведь из-за этого камешка ей выговаривал?

– Из-за него. Экономка свою вещь подобрала, дочиста отмыла, на блюдо вернула. Теперь на нем никаких следов.

– А должны были? – спросил Коновалов тусклым голосом.

– Могли быть, – ответила Олеся спокойно.

Макс откинулся на спинку скамьи, сложил руки на груди, а ногу закинул за ногу. Взглянул на небо в легких облачках, прищурился от яркого света, покрутил головой.

И какое ему дело до всего этого?

– Я завтра выясню, кто ведет дело твоей сестры. Или ты у нее спросишь?

– Спрошу. Это нетрудно. А у тебя хотела узнать, можно ли в принципе попасть к следователю на прием, если не вызывали. Раз уж ты так вовремя вышел с Плюшиком на прогулку.

– Ты собираешься сделать заявление, что опера пропустили улику? Но они ничего не пропустили! Тебе так и ответят. Тем более что орудие убийства в наличии, уже и к делу приобщено. И мотив у подозреваемой тоже имеется. Подчеркиваю: у нее и только у нее. Я неправ?

Молчание.

– Я буду пробовать, – сказала Олеся, вставая. – Я все равно буду пытаться.

– Даже если твоя сестра – убийца? – не сдвинулся с места он.

– Если бы я допускала хоть на йоту, что Танька виновна, то искала бы ей адвоката и деньги на адвоката. Хотя денег у них своих хватает.

Макс ухватил ее за ремешок сумочки, потянул легонько:

– Погоди торопиться, присядь.

Она села.

– Расскажи лучше, от кого убегала.

– Вид такой?

– Угу. Будто стянула из супермаркета банку джин-тоника и все еще не можешь отдышаться, – хмыкнул Коновалов, но взгляд его остался серьезным.

– Какие, однако, у тебя одиозные предположения на мой счет… Нет, Максим, все было иначе. Я побывала с визитом у вдовца недавно убиенной, а он меня спутал с прислугой и потому впустил в дом. Я дала тягу, пока не поздно. Тем более что с тетенькой, которую он ждал, мы разминулись буквально на минуты.