Смерть и круассаны

— Как умно ты придумал со счетом за электричество, любимый. — Теперь она обняла Мелвила обеими руками, следя за тем, чтобы мадам Таблье стояла к ним спиной и продолжала покачивать головой в такт неслышному ритму.

— Да, пожалуй. — Он выпятил грудь. — Ну не мог же я взять и сказать, что в конверте лежали лишь виноградные косточки, правда? — Мари быстро поднесла палец к губам и кивнула на мадам Таблье. — О, да она же ничего не слышит!

Мадам Таблье все это время продолжала качать головой, и Мари с Мелвилом беззвучно поцеловались, прикрыв глаза от облегчения и страсти. Мадам Таблье, даже не оборачиваясь, прекрасно знала, что происходит за ее спиной, и воспользовалась возможностью незаметно сунуть руку в карман, чтобы нажать кнопку ПУСК на плеере.

Глава четырнадцатая

Старший капрал-шеф Филипп Боннивал аккуратно положил трубку стационарного телефона на рычаг, в процессе распутав старый перекрученный провод. Постоянным источником раздражения для него служило пренебрежение начальства, считавшего его участок захолустьем и настолько им пренебрегавшего, что здесь до сих пор не было беспроводного телефона.

На лице его застыло довольное, хоть и несколько озадаченное выражение, поскольку он только что вступил в клуб, который можно было бы назвать «Эта Валери д’Орсе — решительная женщина, не правда ли?». Она хотела разузнать, как продвигается его расследование, на что первой его мыслью, которую он, к счастью, не озвучил, было: «Какое именно расследование?».

Филиппу Боннивалу и без того хватало дел, чтобы ввязываться еще и в игры вредных старикашек. Он бывал на полицейских конференциях, где его коллеги из крупных городов с насмешкой предполагали, что его работа — это розыск пропавших кошек, борьба с поваленными деревьями и патрулирование овечьих пастбищ, но он-то знал правду. К примеру, на днях пришлось работать до поздней ночи, когда несколько парней из лагеря переселенцев — как их теперь следовало называть — напились горючего для тракторов и отправились опрокидывать коров. Клемент Роджер, владелец большой фермы неподалеку от Сен-Сюльпис, позвонил ему и сначала нажаловался, что уронили двух его призовых коров, а затем, не сумев подавить смех, рассказал, что «эти придурки» попытались опрокинуть быка.

— Он ранен? — спросил Филипп, опасаясь мятежа в лагере в случае, если Роджер успел расчехлить свое ружье.

— Бык? Нет, он в порядке.

— Парень-переселенец, он не ранен?

— Трудно сказать, Боннивал, его еще не отцепили от бычьей головы. Хотя наверняка чертовски неприятно, когда в твой зад впивается громадный бычий рог.

Сам парень не особо сильно пострадал, больше опозорился, но отношения с переселенцами у Боннивала сложились неплохие, так что ему удалось все уладить. Два переселенца из тех, что постарше, собирались сегодня заглянуть к Роджеру, чтобы в качестве компенсации починить старый пресс-подборщик[48]. Конечно, это нельзя было сравнить с разгулом насилия или организованной преступностью в больших городах, но благодаря его профессионализму и дипломатичности такие истории не заходили дальше мелкого хулиганства. Филипп Боннивал стоял у руля весьма проблемного корабля. Небольшой городок и коммуна Вошель теперь считались безупречно гостеприимными и процветающими, разительно отличаясь от того места, куда он приехал более двадцати лет назад в поисках своего места. Для него не имело значения, что все заслуги приписывались мэру; ему самому да и всем окружающим было прекрасно известно, как в действительности обстоят дела. Боннивал знал каждого, и каждый знал его; в Вошеле в буквальном смысле не было преступности, и вовсе не из-за самого места, а оттого что он замечал первые признаки и давил их в зародыше.

Ну и что, что судья Граншо потерял брата? Тот был нужен ему лишь потому, что старику стало немного скучно без него, своего вечного противника. Какие же странные отношения у них были. Боннивал искренне скучал по своему брату. Тот был старше на десять лет и умер при исполнении долга, когда пуля попала ему в голову в одном из самых опасных районов печально известного banlieue[49] Парижа. «Смерть по неосторожности» — вынес вердикт судья, добавив, что ему не стоило устраивать демонстрации с нечищеным оружием. «Пусть это будет уроком всем новобранцам, — озвучил министр на последовавшей вслед за этим пресс-конференции. — Содержите свое оружие в порядке и никогда, во имя Господа, не суйте его в рот в качестве демонстрации».