Я смотрел как они снова сводили щиты, видел приближающиеся лезвия копий и слушал слова приказов.
И я также слышал высокий голос Уиллибальда, звеневший над всем происходящим.
- Христос пастырь наш, сражайтесь Христа ради, мы не можем проиграть.
И я рассмеялся датчанам в лицо, когда они подошли.
- Давайте! - крикнул я двум воинам, стоящим рядом с монахами. - Давайте!
Огромное знамя упало вперед. Месяцы потребовались придворным женщинам Альфреда, месяцы вышивания мелкими стежками дорогой крашеной шерстяной нитью, месяцы преданности и молитв, любви и мастерства, а теперь фигура Христа падала на наступающих датчан.
Широчайшее полотняное и шерстяное полотнище упало, как рыбацкая сеть, закрыв складками и ослепив первую наступающую шеренгу, и как только оно поглотило их, я скомандовал атаку.
Легко миновать копье, если держащий его человек тебя не видит. Я крикнул нашей второй шеренге хватать оружие и оголить его, пока мы убивали копейщиков.
Топор Сердика рубил насквозь через полотно, шерсть, железо, кости и мозги.
Мы орали, рубя и делая новую баррикаду из датчан. Некоторые прорубились через ослепившую их завесу.
Финан отсекал острым клинком руки, держащие копья. Датчане отчаянно пытались выпутаться, а мы рубили, резали и кололи, в то время как повсюду вокруг и среди нас усиливался дым от разбросанного тростника.
Лодыжкой я почувствовал жар. Огонь наконец-то начал разгораться. Ситрик, оскалив зубы в гримасе, рубил длинным топором направо и налево, направляя оружие в запутавшихся датчан.
Я метнул Осиное Жало на наш берег и подхватил брошенный топор. Никогда не любил драться топором.
Это неповоротливое оружие. Если первый удар не попал в цель, слишком много времени требуется для восстановления исходного положения, и враг может воспользоваться паузой для ответного удара. Но эти враги уже были повержены.
Изрезанный стяг был теперь красным от настоящей крови, пропитан ею, и я опускал топор снова и снова, пробивая широким лезвием кольчуги до плоти и кости, дым душил меня, датчане кричали, а мои люди орали, солнце было шаром огня на западе, и вся плоская мокрая земля светилась красным.
Мы вырвались обратно из этого кошмара. Я увидел, как неожиданно радостное лицо Христа поедается пламенем, перекинувшимся на знамя. Полотнище легко горело, и черное пятно росло сквозь слои ткани.
Осферт принес еще больше тростника и бруса из снесенного им дома, и мы бросили все это в небольшие языки пламени и наблюдали, как огонь наконец обретает силу. Люди Сигурда получили свое.
Они тоже отошли назад, стояли на противоположном берегу и смотрели, как огонь охватывает мост.
Мы вытащили четыре вражеских трупа на нашу часть моста и сняли с них серебряные цепи, поручи и украшенные пояса.
Сигурд оседлал свою серую лошадь и просто уставился на меня. Его мрачный сын, которого удержали от драки, плюнул в нашу сторону. Сигурд ничего не сказал.
- Эльфадель была неправа, - крикнул я. Но она не ошиблась. Наш вожак умер, может быть, во второй раз, и обугленное полотно показывало, где он находился, и где он был съеден пламенем.
Я ждал. Уже стемнело, когда мост обрушился в реку, выдохнувшую мгновенно взбурливший пар в освещенный пламенем воздух.
Каменные сваи, сделанные римлянами, обожгло огнем, и они ещё были пригодны, но на строительство новой дороги ушли бы часы работы. Едва обугленные брёвна уплыли вниз по течению, мы ушли.
Ночь была холодной.
Мы шли пешком. Я позволил монахам и священникам ехать верхом, так как они дрожали, были измотаны и ослаблены, а остальные вели коней.
Всем хотелось отдохнуть, но я заставил их идти всю ночь, зная, что Сигурд последует за нами, как только переправит своих людей через реку.
Мы шли под яркими холодными звездами, миновали Беданфорд и только когда я нашел поросший лесом холм, который мог послужить нам защитой, я позволил людям остановиться.
Мы не зажигали огней в ту ночь. Я наблюдал за местностью, ожидая датчан, но они не пришли.
А на следующий день мы уже были дома.
Глава третья
Наступил Йолль, и вместе с ним началась буря, пришедшая с Северного моря и поднимавшая снег над мёртвой землёй.
Отец Уиллибальд, западно-саксонские священники, близнецы из Мерсии и поющие монахи вынуждены были остаться в Букингааме, пока не улучшится погода. Затем я дал им в сопровождение Сердика и двадцать копьеносцев, чтобы безопасно доставить их домой.
Они взяли с собой волшебную рыбу и пленника Иванна. Альфред, если он всё ещё был жив, захотел бы послушать о предательстве Эорика.
Я передал письмо к Этельфлед с Сердиком, по возвращении он заверил меня, что отдал письмо одной из её надежных служанок, но ответа не принес.
- Мне не позволили увидеться с госпожой, - сказал мне Сердик, - они держат ее под замком.
- Под замком?
- Во дворце, господин. Они все рыдают и причитают.
- Но Альфред был ещё жив, когда ты уезжал?
- Он ещё был жив, но по словам священников, он жив только благодаря молитвам.
- Это в их духе.
- Лорд Эдвард обручён.
- Обручён?
- Я был на церемонии, господин. Он женится на леди Эльфлед.
- На дочери олдермена?
- Да, господин. Её выбрал король.