– Да. Я думаю, что это ученик школы Дзиген-рю. Надеюсь, что Сигенори-сенсей сможет определить его по «почерку». Уж очень характерно он «расписался»! Ну, если не назовет конкретного человека сразу, какие-то варианты точно будут. Я обсудил это с Фудзиварой утром, он согласился со мной. Сказал, что переговорит сам с Сигенори, а потом уже с работниками из японской делегации. Только, Витя, он сначала с ними переговорит без нас. Так будет больше толку! В нашем присутствии они снова замкнутся, мы для них «гайдзины» – «люди извне», которым нельзя доверять и их надо опасаться. Пока еще все в порядке, они ведут себя адекватно по европейским меркам, но как только происходит что-то чрезвычайное, что выбивает их из колеи, – все! Психика японца сбоит, подключается генетическая память поколений, и они замыкаются в себе наглухо. Нам до них не достучаться!
– Да ради Бога, – махнул снова рукой Виктор. – Мне важно, чтобы толк был! У меня на вас с Фудзиварой вся надежда. Буду ждать, сколько нужно. Пусть общаются!
– Не переживай, все будет в порядке. Сначала он с ними переговорит, а потом, я думаю, уже пригласит нас. Я уверен, что он найдет, что им сказать. Он, как и мы с тобой, не верит ни в каких демонов. Кстати, есть и еще одна веская причина, по которой он хочет добиться от них вразумительных ответов.
– Какая?
– Ты доспехи видел? Которые были на убийце? Есть два момента: сам факт доспехов и их цвет!
– А цвет-то при чем? – усомнился генерал. – Не слишком ли ты глубоко копаешь?
– Поверь мне на слово, Витя, не слишком! – покачал головой Алекс. – У японцев цвет всегда при чем! Ничего просто так они не делают никогда. В каждом поступке, в каждом движении всегда глубокий смысл, а иногда и несколько. А если еще вдобавок и легкий намек – то поступок становится совершенным. Они тонкие ценители красоты. Просто видят и понимают ее по-своему!
– Ну хорошо, а сам доспех? – спросил глава Национального Бюро Интерпола, потирая свой широкий лоб.
– Догадайся уже, генерал! – укоризненно произнес Смолев.
Возникла небольшая пауза. Впрочем, Манна можно было понять, голова у него уже давно шла кругом, но его осенило через мгновение. Он снова ударил по столу – на этот раз кулаком. И, спохватившись, сразу отмахнулся от нервно вздрогнувшего метрдотеля, мол, не до тебя!
– А, черти бы их драли! – воскликнул он от души звучным басом. – Доспех! Сукины дети! Спектакль устроили!
– Вот именно! Их несколько! Самостоятельно, без чужой помощи он доспех ни за что бы не надел. Это значит, у него есть сообщник! Который знает, как надевается японский доспех, а поверь мне, там одной шнуровки – не один метр! Значит, помощник – японец! Следовательно, и преступник – японец! Никогда японец не станет помогать в таком деле «гайдзину», – когда речь идет о «национальных сокровищах» Японии. Японец скорее совершит сэппуку – самоубийство, чем поможет иностранцу украсть японский меч! И еще: мало было помочь надеть доспех, надо было как-то умудриться утащить восковую фигуру, которая до этого сидела на пеньке. Как они это сделали? И куда они ее дели? Надо просмотреть видео двух предыдущих ночей. В общем, на ближайший час наша задача – видео с камер наблюдения за прошлые двое суток. Кстати, по экспертизе стекла пока нет ничего? Ладно, подождем.
– Мда-а, – протянул Манн, потирая руки. – Отлично! Не зря я вас пригласил! Ну что, в музей?
– А, кстати, вот и Фудзивара! – Алекс поднялся из-за стола, увидев подходящего маленького японца.
Генерал Манн последовал его примеру, и оба они низко склонились перед мастером. Он с достоинством поклонился им в ответ.
– Сигенори-сан будет в Афинах завтра. Он хотел бы поселиться в соседнем номере со мной, чтобы мы могли беспрепятственно общаться. Нам многое нужно обсудить! – произнес японец по-английски.
– Организуем, к его приезду все будет готово, мастер! – почтительно отреагировал Манн.
– Если возможно, я бы хотел лично поговорить о случившемся с моими соотечественниками в музее, – продолжил Фудзивара. – Я немедленно сообщу вам о результатах.
– Разумеется, машина ждет у входа, – кивнул генерал Манн, и все втроем они покинули ресторан.
Пристально наблюдавший за ними злосчастный метрдотель выдохнул с облегчением и, устало утирая пот платком, со стоном опустился на стул.
Часть шестая
Самурай должен прежде всего постоянно
помнить – помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги – что он должен умереть.