Смерть на Кикладах. Книга 2

Смолев оказался прав: камеры наблюдения в зале музея зафиксировали, как предыдущей ночью двое неизвестных, одетых в черные халаты с капюшонами, осторожно сняли с постамента восковую фигуру в доспехах, положили ее на носилки и, споро перебирая ногами, унесли за портьеры. Действовали быстро – им потребовалось всего каких-то две минуты. Уже ранним утром, перед самым первым обходом, около семи часов утра, из-за портьеры шагнула коренастая фигура в рогатом шлеме и полном защитном облачении, быстро уселась на подставку и замерла в неподвижности.

Получается, что злоумышленник просидел целый день на выставке, мимо него ходили посетители, и они ничего не заметили!

То, что они не заметили – это как раз неудивительно: лицо его было затянуто черным шелком, да еще на нем была и звероподобная маска демона войны, рассуждал Смолев.

Самурай сидел в глубине подиума, за спиной была стена, освещение было устроено так, что угол постоянно оставался в полумраке, что преступнику было только на руку. Удивительно другое: как смог он просидеть неподвижно весь день, пока мимо ходили люди?

Вот это выдержка, подумал Смолев с уважением.

– Ты хочешь сказать, что он вот так и сидел весь день, смотрел на посетителей и не шевелился? – никак не мог поверить Виктор Манн. – Неужели такое возможно? Он что, железный? Кто просидит, совершенно не шевелясь, несколько часов подряд?

– Почему нет? – пожал плечами Алекс. – Я помню, как в свое время в Военной Академии стоял на первом посту еще молоденьким и необученным курсантом. Знамя части охранял. Час, от силы два можно было выстоять без особых шевелений, хоть и сложно было с непривычки.

– Час или два? Да он просидел неподвижным истуканом с семи утра до двенадцати ночи! Это ж сколько будет… Семнадцать часов! Это какую выдержку надо иметь! – покачал головой Манн.

– Не забывай, что мы имеем дело с японцем. И не просто с японцем, а с мастером боевых искусств. Это удивительные люди! Он наверняка обучен искусству глубокой медитации, способен сам вводить себя в транс и в нужный момент из него выходить. Мастера могут медитировать сутками. Думаю, что здесь было тоже что-то в этом роде. И мотивация у него была, судя по всему, очень серьезная. Потом, угол был достаточно темным для того, чтобы можно было незаметно размять затекшие конечности.

– Хорошо, а, простите, физиологические процессы? – поинтересовался Виктор. – Семнадцать часов терпеть?

– Физиологические процессы всего организма при глубокой медитации сильно замедляются, дыхание становится реже, сердце бьется гораздо медленнее. Все тело словно впадает в анабиоз, – задумчиво ответил Смолев. – Это сложные практики; я когда-то общался с мастерами, которые могли находиться в таком состоянии несколько дней, без пищи, воды и физиологических отправлений. Другое дело, что это для них сакральный процесс, они к нему долго готовятся, проходят обряд очищения тела и духа, молятся, а потом уже вводят себя в транс с помощью медитации, – Алекс хотел добавить что-то еще, но их разговор прервала пронзительная трель телефонного звонка.

– Манн слушает, – нетерпеливо ответил звонившему глава Национального Бюро Интерпола на английском, растирая крепкой ладонью свой широкий лоб. – Готово? Отлично! Присылайте!

– Саша, наконец-то готова экспертиза по стеклу, говорят, что нашли что-то интересное, сейчас вышлют заключение, – радостно хлопнул он друга по плечу. – Ну, слава Богу, с мертвой точки мы сдвинулись!

Они расположились в одном из просторных кабинетов музея, где к их услугам было все необходимое: техника, связь, каталоги выставки, списки музейных работников, материалы по каждому из клинков.

За стеной справа сидели помощники Манна – технические специалисты, которые просматривали записи с камер наблюдения. Найдя нужный фрагмент записи, они немедленно доложили своему шефу. Теперь они занялись другими камерами: у музея их было несколько.

За левой стеной, за плотно закрытой дверью, откуда не доносилось ни звука, уже больше часа Фудзивара-сенсей беседовал с японской делегацией.

В нее входили восемь человек: пятеро мужчин и три женщины. Их имена и фамилии, или, скорее наоборот, фамилии и имена – ведь у японцев сперва идет фамилия, а потом имя – лежали списком перед генералом Интерпола и решительно ни о чем ему не говорили. Против каждой фамилии стояла функция, которую исполнял каждый сотрудник. В списке числились два музейных работника: мужчина и женщина, эксперт-оценщик, полировщик, повар, две переводчицы и один руководитель группы. На первый взгляд – все логично.

– Думаешь, у него получится? – кивнул Манн головой в сторону плотно прикрытой двери слева, беспомощно крутя в руках список японцев. – Даже повара своего привезли! Хотя понять, конечно, можно.

– Должно получиться, – задумчиво кивнул Алекс, раз за разом просматривая последние найденные кадры с камеры наблюдения. – Я-то их отлично понимаю, после сегодняшнего «греческого салата» я бы и сам своего повара с собой возил. Зачем рисковать? Свой повар всегда лучше, тем более, что их кухня настолько отличается от европейской.