Смерть на Кикладах. Книга 2

– «Плохо, брат, ты мадьяров знаешь!»24 – весело ухмыльнулся Смолев, хлопнув друга по плечу. Одобрение Фудзивары его сильно обрадовало и взбодрило. – Куда он денется! Объявления об открытии Додзё будет к обеду во всех газетах, информационный ролик для кабельного телевидения уже смонтирован, его покажут в вечерних новостях. Соберется элита мирового уровня восточных единоборств, внушительная японская делегация, гости из Европы, из США, из Азии! Будут показательные выступления и семинары выдающихся мастеров Кендо и Иайдо! Выступит даже двенадцатый глава школы Дзиген-рю Того Сигэнори! Как это может пропустить японец, практикующий Будо? Смешно! Но не это главное. Хоть в японской традиции «тамэсигири» никогда не было соревновательной дисциплиной, я договорился с японцами по поводу небольшого отступления от правил ради общего дела. Я же спонсор и «гайдзин»! Что с меня взять, с алчного идиота?

– Объясни, пока не понимаю, – взмолившись, попросил Манн, прикрыв лысую голову белой панамой, – солнце все-таки припекало. – Только медленно и по порядку, а то у меня от вашей восточной логики третий день завихрение в мозгах!

– Во-первых, в пригласительном письме на имя советника японского Посольства мы напомним ему о необходимости укрепления культурных связей между японским и греческим народом на базе развития древних японский традиций! Все-таки, первая и пока единственная школа японских боевых искусств на Кикладах, да еще открытая таким мастером как Фудзивара – он просто не сможет проигнорировать этот факт! – терпеливо разъяснял другу Смолев, щурясь на солнце одним глазом. – Его свои же не поймут! Он потеряет лицо, если не приедет. Он же советник по культуре! А такое событие, знаешь, раз в сто лет бывает! Это раз! Во-вторых, как спонсор, заинтересованный в окупаемости проекта – я же бестолковый европеец – в некоторое нарушение классических канонов я настоял на соревнованиях по «тамэсигири»: спортсмены будут соревноваться в разрубании циновок, демонстрируя всем высоким гостям, участникам соревнований и зрителям остроту своих мечей. Чтобы убедить публику, что это исключительно в коммерческих целях – каждый спортсмен заплатит взнос участника, который не возвращается. Взносы пойдут им же на призы, которые получит каждый, но знать им сейчас это не обязательно. Это два! Усекаешь?

– Начинает доходить, – кивнул Манн, ловко поддев ногой мелкий камушек. – Но вдруг он не возьмет с собой украденные мечи? Это же не единственные его клинки? Он может взять тот, которым развалил несчастного смотрителя музея на две части. Тоже клинок хоть куда!

– Ты понимаешь, тут есть два нюанса. Первое – соревнования будут составлены так, что победит тот, кто разрубит наибольшее количество циновок и наибольшей толщины. Даже если у спортсменов будет одинаковый результат по количеству циновок, выигрывает тот, чья последняя разрубленная циновка будет больше в диаметре. Какой бы ни был у него клинок, которым он зарубил смотрителя – это серьезное испытание. Это не один раз махнуть! Клинки тупятся, – развел руками на ходу Смолев. – Единственный клинок, который его не подведет, даже если придется разрубить сотню циновок, – это клинок Мурамаса! И он это прекрасно понимает! Проиграть ему тщеславие не позволит!

– Хорошо, убедил, ну а вдруг не возьмет? Сам приедет, но для виду? – не сдавался Манн.

– «Гайдзин», у которого нет никакого понятия о чести, так бы и сделал, – пожал плечами Алекс. – Приехал бы, раз деваться некуда, помахал мечом для вида, проиграл и уехал с позором, но целым и невредимым. Потому что «гайдзин» в первую очередь думает о том, как спасти свою драгоценную шкуру. Самурай так не поступит! Они живут по законам Бусидо. У самурая смерть всегда за правым плечом. Больше всего на свете самурай не хочет выглядеть «тщедушным» человеком… В их понимании – слабовольным, что ли, слабохарактерным. Самурай боится потерять лицо! Он готов умереть, но сделать это красиво, если нет другого выхода! Самурай скорее покончит с собой, чем потеряет лицо и позволит опозорить себя, свой род и своего господина. Самурай, даже не виновный в том, в чем его обвиняют, может добровольно уйти из жизни, чтобы обвинение сняли с его семьи, но перед этим написать на рисовой бумаге красивое стихотворение о бренности всего сущего.

– Черт знает что, – раздраженно пожал плечами генерал Интерпола. – Создал же Бог нацию! Сплошная загадка! Хотя, что-то в этом есть…