Смерть на Кикладах. Книга 2

В больничную палату, где лежал исхудавший и пожелтевший Изаму, снова пришел Того Сигенори, друг его отца. «У тебя больше нет времени на раздумья! – сказал он, как и прежде, отрывисто. – Или ты станешь самураем – или умрешь! Я пришел за твоим решением: ты должен решить здесь и сейчас! Или ты останешься в больнице и умрешь, – или ты встанешь и пойдешь со мной, чтобы стать самураем. Возможно, что ты все равно умрешь! Но эта смерть будет достойной, ведь ты умрешь в битве, сражаясь с болью!»

Изаму думал недолго. Он лишь спросил слабым голосом: «Что ждет меня, если я уйду с вами?» Сенсей прикрыл глаза и по памяти произнес: «Если, укрепляя свое сердце решимостью каждое утро и каждый вечер, человек сможет жить так, словно тело его уже принадлежит Вечности, путь будет для него свободен! Так сказал твой предок! Вставай!»

И они ушли из больницы.

Того-сенсей увез умирающего на один из мелких островов, которых было множество у южной оконечности острова Кюсю, к семье стариков, занимавшихся лечебными травами, где Изаму прожил два года. Того Сигенори оставил его и уехал, а старики выхаживали больного, отпаивая его неизвестными горькими отварами, после которых его горло то немело, то воспалялось. Но странное дело: ни разу за этот месяц боль не пришла к нему, хоть и не было рядом капельниц, которые он первое время по привычке искал глазами по утрам рядом со своей постелью и очень пугался их отсутствию.

По истечении первого месяца снова приехавший Того-сенсей бросил ему: «Надо же! Ты жив! Пора заняться делом!» и врыл во дворе в землю толстый деревянный шест.

Потом, указывая пальцем на шест, сказал, что это татэги,27 на котором с сегодняшнего дня он будет тренироваться, нанося каждый день «татики-ути» – «удары по стоящему дереву».

Сенсей вручил ему длинный боккен из дерева красного дуба и показал технику удержания меча вертикально над правым плечом – «тонбо но камаэ» – «стойку стрекозы».

«Ты должен каждый день наносить удары по этому дереву. Для начала: тысячу ударов с утра и две тысячи – после обеда. Старик будет считать. Меньше на десяток – не будет обеда. Меньше на сотню – не будет лекарства. Ты понял?» Он показал ему, как именно надо наносить удар сверху-вниз и справа-налево, назвав его «о-кэса», и снова уехал.

В следующем месяце десять раз Изаму оставался без обеда и дважды без лекарств. Когда его корежило от боли, и казалось, что он сейчас вот-вот умрет, старик молча садился рядом с ним, клал ему обе руки на лоб и закрывал глаза. Боль немного приглушалась, но не проходила совсем. После двух таких уроков он больше никогда не халтурил.

Еще через месяц, когда сенсей снова посетил его, Изаму уже мог наносить две тысячи ударов с утра и три тысячи «татики-ути» после обеда. Он начал находить в этом удовольствие. Его руки огрубели и налились мышцами, под его ударами татэги трещал все сильнее.

Утром он выпивал чашу горького отвара и уходил со стариком к морю. Там, на камнях, в полосе прибоя старик учил его внутреннему сосредоточению и медитации. Вернувшись, он снова выпивал отвар из трав, брал в руки тяжелый боккен, который с каждым днем казался ему все легче и легче, и шел во двор к татэги.

После обеда из нешлифованного риса и вареных овощей все повторялось заново: отвар, татэги, медитация. Перед вечерней медитацией он со стариками плел циновки «вара» из рисовой соломы.

Скоро Изаму научился отлично плести циновки. Только не мог понять, зачем старикам столько вара: на рынок они их не носили, просто скручивали валиком, перевязывали веревками и складывали на заднем дворе в сарае. За несколько месяцев их накопилась добрая сотня.

Еще через полгода сенсей привез ему первый настоящий меч. Установил рядом с татэги еще один шест, потоньше.

Старик принес охапку свернутых циновок и положил их рядом. Тогда Изаму понял, зачем нужны были вара. Мастер Того показал ему, как установить циновку на шест и нанести мечом удар. Меч сенсея резал циновку с шелестящим свистом, словно совершенно не встречая сопротивления, а срез циновки был удивительно ровным и гладким. «Учеба продолжается! – сказал Того Сигэнори. – Все, что было, и разрубание вара!»

Теперь Ямамото Изаму не только с ожесточением наносил каждый день тысячи ударов дубовым боккеном по деревянному шесту, но и настоящим мечом рубил циновки. Меч был отнюдь не лучшего качества и быстро тупился. Старик показал ему, как ухаживать за клинком, точить и направлять лезвие, чтобы не порезаться самому. Ежедневная острота клинка стала обязанностью юноши. Постоянно занятый боевыми упражнениями, плетением циновок, заточкой меча и медитациями, Изаму даже и не заметил, что ежедневный объем горьких отваров, что он привычно выпивал, сперва уменьшился наполовину, потом – еще вдвое, а в конце-концов и вовсе свелся к одной небольшой пиале по утрам.

Пришел день, когда прибывший за ним на рассвете Того Сигэнори сказал: «Ты готов! Тебя ждет Додзё! Мы отправляемся немедленно!»

Юноша обнял стариков на прощание. За два года он вырос на голову, раздался в плечах и возмужал.