Смерть на Кикладах. Книга 2

«Но мое лекарство? Как я буду без него?» – вдруг растерянно вспомнил он, уже стоя в лодке.

«Последние три месяца ты пил отвар из трав. Это был обычный зеленый чай! Твое лекарство – Будо! Я давно понял, что твоя болезнь – в голове! Пока ты занимаешься Будо, – болезнь отступает! Я сказал тебе в больнице и повторю сейчас: хочешь жить – стань самураем!»

И они покинули остров.

Уже в Дзиген-рю Додзё сенсей сообщил ему о гибели его родителей во время последнего тайфуна, и школа боевых искусств надолго стала Изаму настоящим домом. Потом он уехал в Токио.

Ямамото Изаму не был похож на современных молодых японцев. Поступив в Университет Токио, он с презрением понял, что многие из его сокурсников ни разу не надевали кимоно, не держали в руке боккен или кисть для каллиграфии. Большая часть студентов и студенток была совершенно не знакома с традиционной японской музыкой и театром. Они никогда не были в саду камней Рёандзи, не видели Кабуки и вообще мало что знали об истории и традиционной культуре своей страны. На учебе они тоже не слишком напрягались: поколение отцов создало такой высокий уровень материального благосостояния, что молодые японцы могли бы и не работать. Они бесцельно прожигали свои молодые годы, всерьез считая себя подростками до двадцати пяти лет, у которых вся жизнь еще впереди, эпатируя окружающих яркими вызывающими прическами, броской нелепой одеждой и моральной распущенностью. Подобная безответственная инфантильность претила Изаму.

Он видел, что основная идеология своих сверстников в подавляющем большинстве – отсутствие всякой идеологии. В его понимании, это означало слабость естественного нравственного самосознания и размывание сдерживающих моральных устоев. Но будущий самурай не мог принять это! Книги Юдзана Дайдодзи, Ямамото Цунэтомо и Юкио Мисима стали его проводниками в жизни.

Изаму закончил Университет с отличием, и был принят в школу дипломатического корпуса. Все эти годы молодой японец шлифовал и оттачивал свои навыки в Кендо и Иайдо, став непревзойденным мастером клинка. Счет разрубленных им циновок и зеленых бамбуковых кольев за месяц шел на тысячи. Медитировать он мог часами, оставаясь в неподвижности. Изаму не давал своей болезни ни единого шанса.

К этому моменту у юноши было уже несколько клинков современных японских мастеров, качественных и достаточно острых, чтобы не тупиться после первой же сотни ударов. Но его это уже не устраивало. Молодой Ямамото стремился к совершенству во всем. Тогда-то он и узнал про клинки Мурамаса. Приобрести их в Японии было совершенно исключено. Национальное достояние не передавалось государством в частные руки. А коллекционеры-счастливчики, каким-то образом заполучившие такой клинок, никогда бы с ним не расстались. Изаму решил, что в Европе ему будет легче заполучить такой клинок, и при первой же возможности покинул страну, став советником по культуре в Посольстве Японии в Афинах.

Он сделал все, чтобы организовать выставку «Искусство самураев: японский меч» в греческой столице. Ему пришлось подкупить через подставных лиц двух человек из числа работников выставки. Был разработан хитроумный план: каким образом получить доступ к клинкам, скрытым для безопасности за двухсантиметровым стеклом.

Его друзья из Национального Института Материаловедения подсказали ему способ, как разбить стекло. Конечно, они ни о чем не догадывались. Чтобы заполучить три панели, покрытые специальными нанопленками, Изаму продал почти все свои клинки.

За две недели до открытия экспозиции, просматривая каталоги электронных аукционов холодного оружия в сети, советник внезапно наткнулся на лот, выставленный каким-то русским. Описание клинка звучало осторожно: «Меч, выкованный кузнецами в традициях школы Мурамаса».

К тому моменту Изаму о мечах Мурамаса уже знал все. Они стали для него наваждением. Каждую ночь во сне он видел его клинки и прикасался к ним. Одного взгляда на снимок ему хватило, чтобы понять, какое сокровище само плывет к нему в руки. Но русский оказался упрямцем: за меч он требовал больше ста тысяч евро. Изаму прекрасно понимал, что меч стоил и больше, но платить русскому «гайдзину» не собирался.

Выяснив, что «гайдзин» работает экспертом в Артиллерийском музее Петербурга, где накануне выставлялась японская коллекция, Изаму дал распоряжение своему подручному пожертвовать одним стеклом, имитируя несчастный случай. Заодно надо было проверить, как сработает оборудование, за которое он отдал столько денег.

Все прошло идеально. Стекло разбилось вдребезги, меч Мурамаса остался цел, русский «гайдзин», с блеском проведя реставрацию оцарапанного хвостовика, получил повод присоединиться к японской выставке со своим мечом. Сложная многоходовая комбинация завершилась блестяще. Теперь к нему в «Афины» ехали одновременно два меча Мурамаса. И он их получил! Несколько часов медитации дались ему без усилий, да и все остальное прошло почти по плану.