Он прочесал, как частым гребнем, все заливы, бухты и побережья; уничтожил тысячи кораблей, базы и стоянки, крепости и прибрежные города этих морских разбойников.
Их бесчинства на морях привели к голодным волнениям в самом Риме – и тогда терпение Рима лопнуло. Но что толку?
Великий Помпей решил проявить милосердие: из двадцати тысяч захваченных в плен пиратов он казнил всего лишь триста главарей, а остальным даровал жизнь, поселив их на киликийских равнинах.
Нет, Апелла бы не поступил так глупо и опрометчиво. Да и что такое двадцать тысяч каких-то оборванцев для Рима? Жалкая горстка разбойников! Их всех следовало убить на арене Большого Цирка, как не раз уже было до этого. И никто бы не пискнул! Глупо, как глупо! Апелла покачал головой.
Глупо думать, что эти молодчики, которые годами грабили торговые суда, воевали с Римом на стороне Митридата, все дружно и разом превратятся в мирных землепашцев. Какой сквозняк был в голове у Великого Помпея, когда он решил их всех помиловать?! Да, они ему благодарны. Ему! Но и только-то!
На морях стало чище, но все равно онерария Апеллы – слишком лакомый кусок для этого отребья! А насколько было бы спокойнее!
В сотый раз он тоскливо вздохнул и поежился, плотнее закутываясь в гиматий. Апелла понимал, что нападение пиратов означает для него лично – римского вольноотпущенника самого Луция Сергия Катилины. И к оракулу не ходи: издевательства и пытки, а затем и мучительная смерть в морской пучине.
Из рассказов морских торговцев, что ему доводилось слышать на постоялых дворах Помпеи и в тавернах Остии, Апелла знал о дьявольской изобретательности пиратов, когда дело доходило до пыток.
Глумясь над пленниками, их накрепко связывали лицом к лицу с мертвецами, протягивали на канате под килем, на ходу корабля просовывали головой наружу сквозь кожаные манжеты нижнего ряда весел, заставляя «прогуляться» по фальшборту.
А как они расправлялись со знатными римлянами с захваченных кораблей?
Если пленник с гордостью произносил магическую формулу: «Я – римский гражданин!» – пираты с испуганным видом униженно вымаливали прощение и, дабы они сами или их коллеги вторично не стали жертвами пагубного заблуждения, облачали пленника в тогу и сандалии, а затем с тысячью извинений указывали ему направление к дому и наконец, вдоволь поиздевавшись над запуганной и ничего не понимающей жертвой, почтительнейше вышвыривали за борт, если он не желал воспользоваться спущенной посреди моря сходней.
И не только в Помпее дело. Благородный Юлий Цезарь тоже приложил к этому руку. Эту историю в Риме знали очень хорошо.
Лет пятнадцать назад римский корабль, шедший из Вифинии на Родос, был захвачен морскими разбойниками у острова Фармакуссы, недалеко от Милета.
Пиратам повезло: среди пассажиров был молодой римский патриций с большой свитой, направлявшийся на Родос, чтобы поступить в прославленную школу красноречия Апполония Молона, учителя самого Цицерона.
Поняв, кого им послала в руки судьба, они потребовали колоссальный выкуп в двадцать талантов серебром, на что благородный римлянин рассмеялся им в лицо, заявив, что требовать за него так мало – означает, что пираты хотят его оскорбить и унизить. Его свобода стоит минимум пятьдесят талантов, гордо заявил он. И он готов заплатить такой выкуп!
Пираты поспешили согласиться и перевезли патриция на свой остров, где он пользовался известной свободой, занимался декламацией и риторикой, сочинял поэмы и речи, предварительно разослав почти всю свою свиту по городам Малой Азии с письмами к наместникам провинций. При себе он оставил лишь лекаря и двух слуг.
По утрам он зачитывал пиратам сочиненные накануне речи, но те лишь смеялись над ним и считали его римским дурачком. Поэтому, когда он говорил им открыто, что после выплаты выкупа обязательно им отомстит, и даже сообщал о способах, какими они будут казнены, они лишь смеялись еще сильнее.
Откуда им было знать, с кем они имеют дело!..
Через сорок дней прибыл корабль с выкупом; пленник живым и невредимым возвратился на нем в Милет. Там он без промедления снарядил корабли, собрал войско и вернулся на пиратский остров. Пираты еще даже не успели поделить богатую добычу, как он захватил их в плен. Все пиратские сокровища, что были на острове, он присвоил себе в качестве приза, рассчитался с кредиторами, а разбойников доставил в Пергам и заключил в тюрьму.
Совершив эти подвиги, патриций отправился к проконсулу провинции Азии Марку Юнию и предложил ему исполнить свои обязанности и казнить пленных пиратов. Но Юний из зависти к захваченным патрицием богатствам и в надежде на свою долю не спешил: он заявил, что «займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время».