Смерть на мосту

Она слышит скрип, так зашуршал пластик, эти звуки приближаются к ней в темноте, быстро, но неторопливо. За ней идет Пластикмен.

Глава 15 Лена

________________

Кэмбри, каждую ночь ты умираешь в моих снах.

Каждый раз по-разному. Иногда ты задыхаешься в пакете – и каждый раз сон немного другой. Иногда тебя застреливают. Иногда в рот вставляют кляп, насилуют, а потом сбрасывают с моста как мусор. Бывают варианты и поинтереснее – тебя обезглавливают быстрым ударом лопаты или потрошат, кишки выпадают из живота как блестящие черные змеи.

Понимаю, что большинство этих смертей просто невозможны – это работа слишком яркого воображения. Но это замкнутый круг. Я все время оказываюсь в этих снах. Надеюсь, завтра что-нибудь выясню у капрала Райсевика, хотя бы полученная информация заменит воображаемые ужасы на реальные.

«Прекрати об этом думать, – говорят мне люди. – Лена, просто прекрати».

Как будто я могу просто взять и, как свет, выключить эти сны.

«Не вспоминай плохое, – говорят они мне. – Вспоминай хорошее. Не прокручивай в голове ужасы, которые ты придумала сама, вырезанные внутренности и сдерживаемые крики. Не мог патологоанатом не заметить следы изнасилования, даже о таком и не думай. Сосредоточься на счастливых воспоминаниях о своей сестре-близняшке, вспомни все, что было до ее смерти».

Но я знаю правду, которая хуже, чем вы могли бы подумать: воспоминаний о Кэмбри у меня совсем немного.

Хороших воспоминаний? Плохих воспоминаний? Их просто мало. Здесь мне нужно сделать еще одно признание, дорогие читатели, и оно неприятное: мы никогда не были близки с моей сестрой.

Ужасно, да?

Говорят, что близнецы неразлучны.

Я знаю, что это ужасно. Но мы совсем не были похожи. Или, может, мы были слишком похожи – как отрицательные концы магнита – и мы отталкивались друг от друга, не признавали друг друга на протяжении всех восемнадцати лет жизни под одной крышей в Олимпии. Мы вращались в разных кругах: мои друзья играли в настольные игры, а ее друзья переворачивали биотуалеты и мочились в бензобаки строительно-дорожных машин.

«Забудь плохое, Лена. Вспомни хорошее».

А в ответ я лишь улыбаюсь, как улыбается незнакомка в окне запертого дома. Никто не понимает: нет ничего хорошего. А если и есть, то этого хорошего так мало, как проклятого анабтаниума[20]. Моя сестра была для меня чужой, и я страшно жалею, что не знала эту незнакомку. А теперь не узнаю никогда.

Разве это не печально, не трогательно? Я – горюющая сестра-близнец, еду в Монтану рисковать собственной жизнью, а в планах у меня расследовать ее убийство. При этом никто не понимает, что я едва ее знала. Если не считать редкой переписки, мы не разговаривали больше года.

Если ее призрак со мной встретится, то, вероятно, сморщится.

– Почему тебя это так волнует, Крысиная Морда? Лично меня не волнует. Просто отпусти меня.

Наверное, я боюсь. Трудно отпустить человека, которого ты знаешь только частично. Кэмбри – это набор черт и наблюдений в моем мозгу, что-то типа использованной копировальной бумаги. Она любила классический рок, любимым праздником был Хэллоуин, во все добавляла кориандр, ненавидела закрытые помещения и не любила сидеть дома. В детстве она часто сбегала в лес за нашим домом – иногда на весь вечер, что раздражало наших родителей. Она возвращалась грязная, покусанная комарами и с банкой, в которой сидели слизни и сороконожки, а иногда еще и с ужом в руках.

И я помню, когда мы играли в прятки, она всегда выигрывала. Даже если играли дома, она могла скрываться часами. Мы искали ее, а она, как тень, перемещалась из комнаты в комнату. Когда ей наконец становилось скучно, она возвращалась и по-деловому объясняла: «Я сняла обувь и ходила в носках, чтобы вы не слышали мои шаги».

Представляете?

Иронично, но мои самые яркие воспоминания о сестре связаны с ее прыжком с моста.

Дело было летом, много лет назад. Мы перешли в последний класс. Элленсбург, утро после концерта в амфитеатре «Гордж»[21]. Это был тот редкий случай, когда мы вместе пошли на какое-то мероприятие. Она была со своими друзьями, включая парня – того, с которым она тогда встречалась (думаю, то был Отвратительный Парень № 10 или № 11). Не помню его имя. Помню только, что ему было двадцать восемь лет, а нам по восемнадцать. Ворчливый голос, бритая голова. Он даже вроде снимался в сериале.

– Ты должна напрячь ягодицы, – говорит он.

Через реку Якима у Холмса перекинут черный бревенчатый железнодорожный мост. Деревянные опоры поднимаются на тридцать футов – совсем невысоко в сравнении с мостом Хэйрпин. Для ныряния река под мостом достаточно глубокая.

– Сжимай их, – повторяет он. – Это наука.

Моя сестра стоит на самом краю моста, загорелая, как альпинистка, руки сжаты, икры напряжены. Ноги с ненакрашенными ногтями свисают над голубой водой.

– Зачем? – спрашивает она.

– Я это узнал у бойскаутов. Понимаешь, ты летишь с огромной высоты, потом входишь в воду ступнями – тебе будто делают огромную клизму. Так что советую сжать ягодицы.

– Не понимаю.

– Все просто.

– А поподробнее можно?