Смерть на Ниле. Причуда мертвеца

Мисс Ван Шуйлер, как и полагается, обеспечила себе лучшее, подальше от сквозняков, местечко, прямо направившись к столику, за которым сидела миссис Оттерборн.

— Прошу прощения, — сказала она ей, — мне кажется, я оставляла здесь свое вязанье.

Под ее сверлящим взглядом тюрбан встал и ретировался. Мисс Ван Шуйлер расположилась за столиком вместе со своей свитой. Миссис Оттерборн отсела недалеко и рискнула о чем-то завести речь, но ее выслушали с такой ледяной вежливостью, что она скоро замолкла. И в дальнейшем мисс Ван Шуйлер пребывала в блистательном одиночестве.

Супруги Дойл сидели с Аллертонами. Доктор Бесснер не отлипал от тишайшего мистера Фанторпа. Жаклин де Бельфор села в сторонке от всех с книгой. Розали Оттерборн о чем-то тревожилась. Миссис Аллертон заговорила с ней раз-другой, пытаясь подключить ее к своей компании, но та повела себя невежливо.

Месье Эркюль Пуаро весь вечер слушал писательские байки миссис Оттерборн.

Поздно уже, возвращаясь к себе в каюту, он увидел облокотившуюся на перила Жаклин де Бельфор. Когда она повернулась в его сторону, его поразило страдальческое выражение ее лица. Деланое безразличие, злой вызов, мрачное торжество — куда все девалось?

— Добрый вечер, мадемуазель.

— Добрый вечер, месье Пуаро. — Она помедлила и спросила: — Вы удивились, что я оказалась здесь?

— Не столько удивился, сколько пожалел... очень пожалел... — Голос у него был печальный.

— Обо мне пожалели?

— Именно так. Вы ступили на опасную дорожку, мадемуазель... Мы вот просто путешествуем на этом пароходе, а вы пустились в собственное плавание по стремительной порожистой реке навстречу гибельной пучине...

— Почему вы так говорите?

— Потому что знаю. Вы порвали сдерживавшие вас спасительные узы. Пожелай вы пойти на попятный, вам это уже едва ли удастся сделать.

— Так оно и есть, — медленно выговорила она. Она откинула голову назад. — Ну и пусть! Нужно идти за своей звездой, а уж она куда-нибудь выведет.

— Смотрите, мадемуазель, как бы эта звезда не оказалась ложной...

Она захохотала и, дурачась, скрипуче выкрикнула голосом попугая, бессменного спутника мальчика с осликом:

— Та очень плохая звезда, сэр! Та звезда упала...

Он уже засыпал, когда его разбудили неясные голоса. Он узнал голос Саймона Дойла, повторившего те самые слова, что он сказал, когда пароход уходил из Шелапа:

— Надо пройти через это...

«Да, — думал про себя Эркюль Пуаро, — надо через это пройти».

На душе у него было скверно.

Глава 8

Рано утром пароход пришел в Эз-Зебуа.

С сияющим лицом, в шляпе с трепещущими широкими полями, одной из первых на берег устремилась Корнелия Робсон. Пренебрегать людьми было не в характере Корнелии. У нее было открытое, любящее сердце.

В отличие от аристократки мисс Ван Шуйлер, ее не шокировал внешний вид Эркюля Пуаро: белый костюм, розовая сорочка, черный галстук-бабочка и белый тропический шлем. На проспекте, обставленном сфинксами, она охотно поддержала светский разговор.

— Ваши спутницы не сойдут с парохода посмотреть храм?

— Понимаете, кузина Мари — это мисс Ван Шуйлер — не встает так рано. Ей надо очень, очень следить за своим здоровьем. А для этого надо, чтобы рядом была мисс Бауэрз — это ее сиделка. Потом, она говорит, этот храм не из самых лучших, но она страшно добрая, сказала, что я могу пойти и посмотреть.

— Очень мило с ее стороны, — сухо заметил Пуаро.

Бесхитростная Корнелия доверчиво согласилась с ним.

— Да, она очень добрая. Это просто замечательно, что она взяла меня с собой в это путешествие. Я такая везучая! Я ушам своим не поверила, когда она предложила маме отпустить меня с ней.

— И поездка вам нравится — да?

— Она чудесная! Я видела Италию — Венецию, Падую, Пизу — и еще Каир, хотя в Каире кузина Мари занемогла и я мало что видела, а теперь это чудесное плавание в Вади-Хапьф и обратно.

Улыбнувшись, Пуаро сказал:

— У вас счастливый характер, мадемуазель.

Он задумчиво перевел взгляд на молчаливую, хмурую Розали, одиноко шедшую чуть впереди них.

— Она прелестная, правда? — сказала Корнелия, перехватив его взгляд. — Только смотрит на всех как-то презрительно. Она, конечно, очень англичанка. Но миссис Дойл красивее. Другой такой красивой и элегантной женщины я просто не встречала. Ее муж боготворит землю, по которой она ступает, правда? А ваша седовласая знакомая — какая важная дама! У нее в родне, я знаю, есть герцог. Она говорила о нем вчера вечером, а мы рядом сидели. Но у нее самой титула нет — да?

Ее заставила умолкнуть скороговорка нанятого драгомана[49], велевшего всем остановиться:

— Этот храм был посвящен египетскому богу Амону и богу солнца Ра-Гарахути, чьим символом была голова сокола...

Он говорил как заведенный. Доктор Бесснер, глядя в бедекер[50], бормотал под нос по-немецки. Он предпочитал печатное слово.

Тим Аллертон не пошел с группой, зато его матушка пыталась разговорить замкнутого мистера Фанторпа.

Эндрю Пеннингтон, держа под руку Линит Дойл, слушал внимательно, проявляя сугубый интерес к цифрам, которые называл гид.