— Я помню, — не дал ему закончить Лозинский. — Но вот полковник Крячко придерживается иного мнения и жаждет общения с ней. Исключительно на профессиональном уровне. Обещаю, что никто не будет заигрывать с дамой твоего сердца, парень. Я лично прослежу за этим… Позови ее.
Официант буркнул что‑то себе под нос и направился к стойке. А Лозинский как ни в чем не бывало продолжил.
— Так вы не против, господа, если я съезжу к родителям Анны и пообщаюсь с ними? Обещать ничего не могу, конечно… Но, может, и удастся потянуть какую‑нибудь ценную ниточку. Так, кажется, вы выражаетесь на своем профессиональном жаргоне?
— Съездим вместе, — ответил Крячко.
— О! Почту за честь, Станислав!
— Никакой чести. Просто я предпочитаю держать тебя в поле зрения, психолог. Для меня ты по‑прежнему подозреваемый номер один.
Он собирался добавить еще что‑то более колкое к вышесказанному, но не успел. Рядом со столиком нарисовалась светловолосая официантка, негромко поздоровалась с присутствующими и, не дожидаясь приглашения, опустилась на стул.
— Антон сказал, что у вас есть ко мне какие‑то вопросы. — С ее глубоким меццо‑сопрано она вполне могла бы сделать карьеру оперной певицы. — Вы из уголовного розыска? Да?
— Не все, — живо отреагировал Крячко, опасаясь, что Лозинский первым начнет беседу с девушкой, и придвинул к Светлане фоторобот подозреваемого: — Посмотрите внимательно, Светочка, и скажите, вы видели прежде этого человека? А конкретно — в последние несколько дней?
Официантка долго и внимательно изучала фоторобот, время от времени взмахивая своими большими пушистыми ресницами, и наконец ответила:
— Нет. Мне кажется, нет. А кто он? Преступник? Да?
— Вы уверены? В том, что никогда не видели его? А вот Антон утверждает, что несколько дней назад вы обслуживали этого человека. Правда, он выглядел немного иначе… Мужчина в пестрой рубашке и с всклокоченными волосами. Припоминаете?
— Ах этот! — Светлана снова взглянула на фоторобот. — Да нет… Это не он. Глаза похожи и… может быть, подбородок немного. А вот родинки у него точно не было…
— А если не смотреть на родинку?
— Все равно не он, — отрицательно покачала головой девушка. — Не в родинке дело. Тот, в пестрой рубашке, он… Он был какой‑то нескладный, но живой, общительный… Я бы даже сказала, что он был интересный. Ну знаете… Такой человек, который невольно располагает к себе в разговоре. А этот… Этот просто слащавый красавчик, каких тысячи…
— Ну хорошо, — вклинился в разговор Гуров. — Забудем об этом человеке, Светлана. — Он сложил лист с фотороботом пополам и спрятал его во внутреннем кармане пиджака. — Расскажите нам о том мужчине в пестрой рубашке. Он вас расспрашивал о чем‑то? Или, может быть, о ком‑то?
Светлана ненадолго задумалась, а затем вновь отрицательно замотала головой:
— Нет, он ни о чем не спрашивал. Наоборот, старался как можно больше рассказать о себе. Знаете, есть такие люди, которые совершенно не умеют никого слушать. Кроме самих себя, конечно… И жаждут поделиться частичкой своей жизни с первым встречным. Я дала ему такую возможность… Я его выслушала. А Антону это как раз и не понравилось. И чего он завелся? Обычный говорливый мужик…
— О чем он рассказывал?
— Да как‑то вроде обо всем сразу… Но в основном о своей работе. О бывшей работе, которую он потерял из‑за какого‑то конфликта с начальством. Я не помню, в чем там заключался конфликт… Ну понимаете, если я буду вникать в проблемы каждого посетителя, то мне тут уж не официанткой придется работать, а психологом. Я поняла только, что та работа была очень важна для него и вроде даже нравилась. И он говорил о том, что хотел бы найти что‑нибудь такое же. Для души, как он выразился. Но при этом рассказывал обо всем этом весело, без видимого сожаления. С шутками, прибаутками и тому подобным… Хотя, наверное, в нем говорил алкоголь…
Крячко разочарованно вздохнул.
— А я предупреждал, что этот допрос ничего вам не даст, — как бы между прочим напомнил Лозинский.
— Сиди и пей свой кофе с коньяком. Молча.
— Как скажете, Станислав…
Глава 2
Алябьев задержался на десять минут, и Гуров, недовольно нахмурившись, демонстративно постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов. Рядом с раскрытым делом на столе сыщика сиротливо притулилась полупустая чашка с остывшим зеленым чаем.
— Прошу прощения, Лев Иванович! — Капитан переступил порог кабинета, взял стул и занял место напротив Гурова. В руках у него была синяя пластиковая папка с бумагами, которую он положил перед собой. — Пробки по всему городу. Я хотел вам позвонить, но у меня, как назло, сел мобильник. А еще эта жара сегодня…
— Что удалось нарыть, Рома? — предпочел сразу перейти к делу Лев.
— Да, честно говоря, ничего выдающегося, — поморщился Алябьев. — По ломбардам и скупкам я проехался. Оставил ориентировку. На сегодняшний день никто, хотя бы отдаленно похожий на наш фоторобот, к ним не обращался. По списку похищенного у Штурминой тоже ничего не всплыло…
— Ты оставил копии?
— Само собой. Вместе с фотороботом.
— Как с информаторами?