Смерть пахнет сандалом

Арестантская повозка выкатилась на улицу, зевак пруд пруди. Вот оно – самое популярное театральное представление: стойкий и мужественный человек едет на казнь. Я, Сунь Бин, сыграл в тридцати пьесах, но только сегодня я сорву наконец свой самый большой триумф.

Впереди сверкали штыки, позади поблескивали красные и синие шарики на шапках, посверкивали и глаза земляков по обе стороны улицы.

Видно было, как подрагивали бороды у многих шэньши, как текли слезы у многих женщин. У многих детей, стоявших, разинув рот, по подбородку лилась слюна.

Неожиданно я увидел дочку, малютку Мэйнян, которая пряталась в толпе женщин. Сердце заныло, глазницы запылали, на глаза выступили слезы.

Добрый молодец кровь проливает, а не слезы, возможны ли у героя нежные чувства?

Деревянные колеса повозки тарахтели по булыжной мостовой, солнце пригревало так, что зачесалась голова. Громыхали расчищавшие дорогу медные гонги, легко веял августовский ветерок. Я посмотрел в высокое, голубое, как черепица, небо, и душу охватило уныние. При виде голубого неба и белых облаков невольно вспомнились чистые воды реки Масан, на поверхности которой отражались белые облака. Я носил эту чистую воду, обслуживая прибывающих отовсюду клиентов у себя в чайной. Вспомнилась жена Сяо Таохун, вспомнились мои малыши. Проклятые немецкие дьяволы, нарушили вы своей железной дорогой весь фэншуй нам и погубили мой Гаоми. При этих печальных мыслях горло зазудело, и я высоким мотивом из маоцян поблагодарил односельчан:

– Выезжаем с пышной свитой, величественный у нас вид… На мне парадный халат, золотые цветы на шапке. Покачиваюсь я туда-сюда… Пояс украшен у меня яшмой… Кто из толпы хряков и псов посмеет задрать ногу на меня, господина Суня…

Когда я пропел это, народ по краям дороги дружно разразился «браво». Любезный брат Сяо Шаньцзы, не теряя времени, мяукал на все лады, чтобы добавить моему пению блеска.

– Смотрю, как в небесах гуляет осенний ветер, гляжу на пышную зелень на деревьях… Я – дух перерожденного героя, я поднял знамя восстания, чтобы вершить справедливость… Должен я защитить наши китайские реки и горы, не позволить заморским дьяволам построить их железную дорогу… Только что съел печень дракона и мозги феникса да выпил прекрасного сока долголетия…

– Мяу-мяу-мяу! —

подпел любезный брат.

На глазах земляков блестели горячие слезы. Вслед за Сяо Шаньцзы стали громко мяукать дети, а потом и взрослые. Тысячи людей мяукали так, словно собрались вместе кошки со всего мира.

Я увидел, что маоцян из-за моего пения и мяуканья земляков заставил Юань Шикая и Клодта побледнеть, как и заморских солдат и офицеров, будто бы те увидали перед собой сильного врага. В жизни лишь однажды можно так петь, Сунь Бин. Ты умираешь не зря!

– Ладно, ладно, не досадуйте, земляки… Думы думайте, ведь все видят злодейские полки… Глядите и смотрите, как братья поднялись на бунт… Маршем и галопом кинулись мы железку разбирать… Гибель и кончину славную нам дали… Большой пожар мы запалили… Но не получилось, не удалось нам довести дело до конца… Нужно бы доделать все по чести…

– Мяу-мяу-мяу-мяу…

– Мяу… мяу… мяу…

Глава 17. Сяоцзя распелся