Смерть пахнет сандалом

Вымазав всю петушиную кровь из чаши себе на морду и передние лапы, отец-барс глянул на меня черными блестящими глазами, вроде бы чуть усмехнулся и оскалился, открыв целую пасть пожелтелых зубов. Хотя произошедшая с ним перемена была велика, различить его дух и облик еще было можно. Я тоже улыбнулся ему во весь рот. Мяу-мяу. Враскачку отец направился к своему пурпурному креслу. Хвост высоко выпирал у него из штанов. Усевшись в кресло, отец прищурился, словно достиг состояния полного покоя. Я оглянулся по сторонам, зевнул, мяукнул и сел позади него на доску, глядя на косо лежащую на земле тень от помоста. Погладил отцов хвост. Отец высунул длинный шершавый язык, с урчанием лизнул мне волосы на голове, и я заснул.

Меня разбудил страшный шум. Мяу-мяу! Трели заморского рожка и грохот гонгов и иностранного барабана, в которые грубо и мощно ворвался пушечный залп. Тень от помоста стала уже совсем короткой, со стороны улицы на плац вступало что-то яркое и слепящее. Неизвестно когда, но зеленые накидки стащили с больших пушек на краю плаца, и орудия теперь посверкивали на солнце своими светло-зелеными телами. Позади каждой пушки суетились четверо овчарок в мундирах, и хотя до них было далеко, шерсть на их телах сразу бросалась в глаза. Пушки походили на больших черепах, они то и дело высовывали и втягивали шею. Высунут немного шею вперед, выплюнут из пасти огненный шар, а после того оттуда же вылетает белый дымок. Собаки двигались позади пушек, словно деревянные куклы, такие несуразно маленькие. Выглядело все это очень забавно. Глаза мои стали видеть плохо. Подумав, я понял, что это от пота. Потер лицо рукавом, глядь, а рукав красный. Ничего страшного, зато с глазами вновь произошла перемена. Лицо отца перестало быть мордой барса, у него только тело зверя осталось, на заду еще что-то выпячивалось, видать, хвост еще на месте. У солдат при пушках головы тоже стали человеческими, а тела оставались собачьими. Вот и хорошо. Так и на душе стало намного легче, понимаешь, что все еще живешь среди людей. Но выражение лица отца было странное, не очень похожее на человеческое. Тут отец лизнул меня своим большим языком, я почувствовал себя счастливым и сразу замурлыкал. Мур-мур…

Среди входивших на плац войск двигался большой паланкин с синим верхом, перед ним шагали со знаменами, шелковыми зонтами и веерами образины с человечьими головами и звериными телами. Несли паланкин страхолюдины с телами лошадей и человечьими головами или с конскими головами и человеческими туловищами. Среди этих существ были еще и те, чьи тела венчали коровьи головы. Позади паланкина на заморской лошади восседало чудище с волчьей головой и человеческим телом. Я, конечно, понял, что это Клодт, немецкий генерал-губернатор Циндао. Я слышал, что его прежний скакун был убит моим тестем из самодельной пушки, а новую клячу он наверняка отобрал у кого-то из подчиненных. После Клодта шли еще конные, а за ними ехала тюремная повозка с двумя смертниками. А ведь говорили, что к сандаловой казни приговорен лишь один мой тесть? Почему же смертников двое? За повозкой следовала длинная вереница солдат, по бокам которых теснилось много простого люда. Мохнатых голов там было немало, я все же знал, что это простой народ. Где-то глубоко в душе вроде билась мысль, и глаза искали в разномастной толпе ей подтверждение, только как мысль-то облечь в слова? А и не надо особых слов. Я искал жену. После того, как вчера утром она убежала, напуганная моим отцом, я ее больше не видел, и знать не знал, ела она что-нибудь, пила ли. Хоть она и большая белая змея, но все же, как и прекрасная Бай Сучжэнь из сказок – змея добрая. Если она Бай Сучжэнь, то я – ее суженый Сюй Сянь. А кто же тогда Сяо Цин, которая была Бай Сучжэнь подругой и прислужницей? Кто Фа Хай, злой буддийский монах, вечно преследовавший молодых? А-а, точно, точно, Фа Хай – это Юань Шикай! В глазах просветлело, и я увидел, увидел, увидел-таки свою жену, зажатую в толпе женщин, она поднимала плоскую белую голову и высовывала багровый язык, протискиваясь вперед. Мяу-мяу! Из горла рвался громкий крик, но на меня глазами барса зыркнул отец:

– Не верти головой по сторонам, сынок!

7

После троекратного пушечного залпа надзирающий за казнью тигр-чиновник громко обратился к сидевшим посреди помоста Юань Шикаю и Клодту:

– Ваш покорный слуга, начальник уезда Гаоми, докладывает вашим превосходительствам, что до назначенного времени еще четверть часа. Личность осужденного Сунь Бина установлена, палачи на месте. Прошу указаний ваших превосходительств!