– Надеюсь, тебе больше повезет, чем Цянь Сюнфэю, племянник!
Я повернулся и снова направился к плацу «Всеобщей добродетели», больше не оборачиваясь. В глаза светил свет луны, в душе теснилось множество нераспустившихся цветов, и когда один цветок раскрывался, оказывалось, что это была недопетая мелодия
Лунный свет падал на тело мое, пробирая душу. Ах, лунный свет, такой яркий, я за всю жизнь не видывал такого и теперь уже не увижу. Следуя за лучиками лунного света, я глянул вперед, и передо мной предстал образ супруги, лежащей на кровати с бледным, как бумага, лицом. Ее головной убор с фениксами и парадная накидка без рукавов оставались в полном порядке. Рядом с телом лежало предсмертное письмо: «Столица наша пала, государство гибнет. Вторглись к нам иностранцы, захватывают землю, проводят новые границы. Милостей пожаловал мне император без счета. Не по мне вести жалкую жизнь, подобно скотине. Преданный сановник гибнет вместе с государством, верная жена следует в могилу за мужем. Многие тысячелетия поют хвалу таким людям. Я, неразумная, ухожу первой и жду теперь, когда муж последует за мной». При этих мыслях я погрузился в печаль.
На плацу царила торжественная тишина, беззвучно, как вода, лился лунный свет. В воздухе мелькали тени сов и летучих мышей, по бокам и в углах плаца посверкивали глаза бродячих собак. Неужто вы, бандиты, пожиратели падали, наброситесь на человеческие тела? Никто не пришел убрать мертвые тела моих земляков, они так и лежали под лунным светом, ожидая лучей завтрашнего солнца. Юань Шикай и Клодт пили и веселились у меня в управе, в котлах вовсю смачно готовилась стряпня. Неужели не боитесь, что я убью Сунь Бина? Вы знаете, что, если я хочу жить, то Сунь Бин не умрет. Вам только неведомо, что я больше жить не хочу. Я хочу вслед за супругой пожертвовать свою жизнь великой империи Цин. А потому жизни Сунь Бина должен прийти конец. Я хочу, чтобы вашей торжественной церемонии открытия железной дороги украшениями служили одни мертвые тела, чтобы ваш паровоз прогромыхал мимо трупов китайцев.