Смерть пахнет сандалом

Я отступил к навесу, безучастно озираясь вокруг. На эшафоте, возле загородки из циновок, молча стоял один старый Чжао Цзя с колышком сандалового дерева в руках. Стонов Сунь Бина уже было совсем не слышно за криками и шумом перед сценой, но я знал, что тот наверняка еще очень даже жив и полон небывалой бодрости духа. Говорят, как-то один человек из Гаоми, находясь далеко на чужбине и одной ногой готовясь вступить в могилу, вдруг услышал, что на улице кто-то выводит мелодию маоцян. Так он одним прыжком вскочил с постели, и глаза его засверкали. Эх, Сунь Бин, хотя ты и был подвергнут настолько жестокой пытке, что и жить не хочется, но ты смог лицезреть сегодняшнее представление, услышал сегодняшнее пение. Весь этот спектакль был учинен для тебя одного. Значит, и ты не зря давал представления для других. Я окинул взглядом толпу, ища глазами слабоумного из семьи Чжао, ага, нашел, нашел… Сяоцзя забрался на столб театра и диким голосом мяукал. Слабоумный вдруг медведем соскользнул вниз, но затем кошкой снова забрался наверх. Я поискал Мэйнян из семьи Сунь, ага, нашел, нашел… Простоволосая, она как раз в это время колотила дубинкой по хребту одного из посыльных. Неизвестно, когда удастся остановить это бурное веселье, думал я. Задрал голову, чтобы посмотреть, который час. Но увидел лишь, как черная туча закрывает солнце.

8

Из Академии Всеобщей добродетели в полном снаряжении прибежали около двадцати немецких солдат. Я про себя горестно ойкнул, понимая, что близка большая беда, торопливо вышел вперед, остановил одного младшего офицера с пистолетом в руке, намереваясь подробно объяснить ему, что происходит.

– Господин… военный, ведь ты, надо понимать, военный, сволочь. – Военный уставился на меня своими бирюзово-зелеными, как перышки лука, глазами и пролопотал что-то непонятное, а потом махнул мне ладонью, чтобы я отошел в сторону.

Солдаты тяжелой поступью взбежали на эшафот, их сапоги загромыхали по доскам. Толстые сосновые подпорки раскачивались и колыхались под их весом, словно дереву было не под силу выдержать внезапно обрушившуюся на него дополнительную нагрузку.

– Стойте… Стойте… Стойте… – громко закричал я, обращаясь к тем, кто был на сцене и перед ней. Но своим слабым криком я словно колотил ватой по толстой каменной стене.

Солдаты выстроились на сцене плотными рядами и переглядывались с находившимися там артистами. В это время в спектакле играли сцену боя. Несколько актеров-котов обменивались звонкими ударами с группой актеров, наряженных тиграми и волками. Возвышенный голос Благородного кота, сидевшего посреди сцены на табуретке, дополнял действие на сцене. Это был еще один необычный прием в маоцян: во время боевых сцен с начала до конца артисты сопровождали пением сцены сражений. Иногда содержание таких песен никак не было связано с действием, а поэтому этот акробатический бой скорее поддерживал визуально пение солиста.

Ай, батюшки, ах, матушки! Деточки вы мои! Мои когти зудят. Мал я на вид, но духу во мне много… Только жалко же… Жалко погубленных жизней… И остается мне, что ронять слезы обоими глазами…

Мяу-мяу… Мяу-мяу…