Смерть под Рождество

— Суд Линча? — Мисс Форрестер выглядела по-настоящему удивленной. — Вы думаете, эти женщины способны на суд Линча? Дорогая, вы ошибаетесь. Мы все глубоко верующие.

— Может быть, не именно эти дамы, мисс Форрестер, но слух в пределах кухни не удержишь. И никто не знает, что случится, когда он начнет гулять по улицам. С секретами надо обращаться очень осторожно. Вы так не считаете?

Вот сейчас мисс Форрестер слегка заволновалась и тяжело задышала. В ней боролись два чувства: гнев и смущение. И Маура отметила, что, к чести мисс Форрестер, последнее победило.

— Я об этом как-то не подумала. Да, вы правы. В будущем мне надо быть более осторожной.

— А теперь, чтобы все поставить на свои места, может быть, вы сообщите, кто вам это рассказал.

Мисс Форрестер поджала губы.

— Я не могу.

— Мисс Форрестер, послушайте меня. Вы уже говорили всем этим людям, что Лиза хотела установить над Кэти Пру опеку. Они знают, что кто-то доверил вам этот секрет. Начнутся предположения и догадки, кто бы это мог быть. Возможно, они догадаются. И если этот кто-то живет в Фезербридже, то скоро до него все это дойдет. И он поймет, что вы выдали его тайну. А теперь возьмем меня. Я специально обучена действовать в подобных ситуациях, и если вы скажете мне, то обещаю, что пойду к этому человеку и представлю все дело в нужном и для него и для вас позитивном свете. Так будет много лучше. Поверьте мне.

Все время, пока Маура говорила, мисс Форрестер не сводила глаз с ее лица. Она сначала поджала губы, потом облизнула их и… сдалась. Маура победила.

— Это Джилл, — тихо произнесла мисс Форрестер. — Джилл Айвори. Но будьте с ней поделикатнее. Вы мне обещали.

Глава девятнадцатая

Внезапно Гейл почувствовала, что ей жарко. Голубое шелковое платье, которое она надела для поездки на кладбище, теперь сдавливало ее, как мягкий стеклянный колпак. Гейл вспотела так, что лицо под косметикой стало щипать.

Все это она почувствовала через тридцать минут после звонка Хэлфорда и заметалась по дому, пытаясь навести порядок. Кэти Пру на кухне что-то рисовала, а Гейл начала убирать лестницу, заваленную игрушками. Было что убирать и в гостиной, и на кухне. Только в кабинете вроде бы относительный порядок. Гейл подобрала несколько бумажек на полу в холле, закрыла все двери в комнаты внизу и направилась в спальню.

Что бы там впереди ни было, но переодеться надо. Она выдвинула ящик, засунула руку поглубже и вытащила пригоршню свежих трусиков. Чистые, шелковые. Как и вообще все ее белье. Пахнущее корицей и выстиранное только вручную, оно было не старше трех месяцев. К этому ее приучила бабушка в их старом доме в Атланте.

Бабушка… Перед глазами Гейл возникла бабушка, повторяющая предостережения — она их повторяла беспрестанно. О том, что надо беречься поездов, грузовиков, автобусов. Но Гейл подсчитала, что шансы попасть под один из этих видов транспорта ничтожны, и вела себя беспечно.

Но теперь она знала, что грузовик рано или поздно появится и проедет по твоему телу как раз в тот момент, когда ты полностью расслабишься и совсем его не ждешь. По ней грузовик проехал три года назад, да не один, а несколько — широкие и темные. Они вломились в ее дом, в эти шкафы, ящики, оставили после себя вечную память о звуке, который раздается, когда тяжелые ящики волокут вниз по лестнице.

Гейл закрыла глаза. Собственно, единственное существенное, что ей оставил в наследство Том, — это постоянное, непреходящее чувство разочарования.

Она вздохнула, и в этом вздохе взаимно погасили друг друга желания смеяться и плакать. Девушка задушена шарфом, обернутым вокруг шеи; другая молодая женщина медленно угасает в своем доме-тюрьме. Поистине разнообразны пути ухода человека из жизни.

Гейл не слышала, как в комнату вошла Кэти Пру.

— Смотри, мама. — Она протянула листок бумаги. — Это обезьяна без хвоста. Она сидит на дереве.

Гейл посмотрела на дочь. Глаза ребенка были такие ясные, чистые и счастливые, а ножки такие крепенькие и шустренькие. «Достаточно, — подумала Гейл. — Достаточно смертей в этом доме. Достаточно жертв».

К тому времени, когда Хэлфорд постучал в дверь, Кэти Пру уже спала в постели Гейл, а в доме было безукоризненно чисто. В чайнике закипала вода. Гейл открыла дверь. Она была в шерстяном траурном платье и без чулок.

Гейл проводила его в кабинет и сразу же побежала на кухню. Вернулась через пять минут с чайным подносом, который поставила на низкий деревянный комод рядом с креслом. Затем села в кресло и нерешительно посмотрела на поднос. Смотрела до тех пор, пока Хэлфорд не наклонился и не взял чашку сам.

— Позвольте мне поухаживать за вами?

Она взглянула на детектива, вначале испуганно, а затем — что его весьма удивило — рассмеялась.

— Извините, я что-то замешкалась. Но все же позвольте мне распоряжаться чаем, у меня опыта больше.

Гейл сосредоточилась на разливании чая. Лицо ее купалось в алебастровом свете, идущем из окна, а глаза приобрели оттенок, какой имеет мокрый песок. Снаружи ветер пытался разогнать мелкий дождь, голые ветви деревьев в саду были усеяны жемчужинками капель.