Театральный критик с немым вопросом в глазах посмотрел на Катю.
– Да-да, – подтвердила она, – в тот вечер в партере "Саломеи" убили человека. И то, что вы скрыли свое внезапное появление в театре, бросало на вас серьезное подозрение. И еще ваш берет, – не удержалась Катя.
Максим Алексеевич взял ее за локоть:
– Давайте отойдем к окну.
Катя отодвинула портьеру и вскрикнула. Какой-то человек в длинном черном одеянии спал, привалившись к окну. Рот у него был полуоткрыт.
– Это один из рабочих, – успокоил ее Переверзенцев, – он тут постоянно спит.
– А почему он так странно одет?
– Концептуальный изыск директора, – обронил критик и загадочно улыбнулся. – Понимаете, – неожиданно робко проговорил он, – я надеюсь, что все это останется между нами…
В ответ Катя слегка коснулась его руки.
Он почесал в затылке.
– Ну, в общем, мне нравилась Элла, нет-нет, не подумайте чего-то такого, – запнулся Переверзенцев.
Катя старалась не смотреть на него, видя, как постепенно густой румянец заливает щеки почтенного критика.
– …Мы давние знакомые, мне она доверяла… ну, когда я увидел, что она уехала, я взял такси и помчался туда… обогнал ее. Возможно, меня кто-нибудь и видел в театре.
Катя щелкнула задвижкой, и окно медленно приоткрылось, гул улицы ворвался в сонный холл.
– А берет, – высоким голосом протянул Переверзенцев, – да, я украл его. Я еще мальчишкой мечтал о таком берете, я рос в детдоме, и над моей кроватью висела репродукция картины. Я верну.
– А… что было потом, когда вы приехали в театр к концу спектакля?
– Ничего, я услышал крики, голоса, подумал, что обнаружили кражу, и смотался.
Около двухэтажного особняка напротив взревела сигнализация. Катя перегнулась через подоконник.
– "Вольво", – грустно сказал критик, – опять эта "вольво", все время ревет по ошибке, что-то барахлит в ней.
– Спасибо вам, до свидания.
– Всего хорошего.
Катя распрощалась с Переверзенцевым и еще минуту-другую постояла около раскрытого окна.
Монотонное шуршание шин об асфальт сменялось убаюкивающим гомоном людского потока. Где-то взорвалась долетевшая до Кати волна смеха. "Милая, суматошная Москва", – вздохнула она и направилась к выходу.
Через два дня все сидели на террасе Катиного дома и пили красное бургундское вино из запасников театра "Саломея".
– Сама, лично, привезла из Франции, – рокотала Элла, – классное вино, мне показывали, как его делают и хранят, технология тонкая, я вам скажу. Ну что ж, "поднимем, поднимем бокалы и выпьем, друзья, за любовь!" – Гурдина посмотрела на Катю, сидевшую рядом с Артуром. Та почувствовала, что невольно краснеет. – Ну-ну, кажется, я кого-то нечаянно вогнала в краску.
Элла была в темно-вишневом платье, на руках блестели огромные браслеты, а на шее сверкало колье – гранаты с жемчугом.
– Какое замечательное вино, – Гурдина подняла глаза вверх.
– Замечательное, – Алексей сидел рядом с Маришей и чувствовал необыкновенный подъем.
– Я жду, – Элла обратилась к Кате, – прошу вас, рассказывайте, мисс Марпл.
– Ну какая я Марпл? – рассмеялась Катя.
– Ты права: она была старой девой, а тебе это не грозит.
Было около пяти часов вечера, и терраса освещалась мягким солнечным светом.
– Не знаю, с чего и начать, – протянула Катя, – ну, наверное, с того, как я шла по краю автострады с Монтессумой.
– А это еще кто такой? – шутливо нахмурился Артур.
– Крыса, оставленная моей подругой для присмотра… Благодаря этой крысе я познакомилась с одним человеком, который взял меня на работу в детективное агентство "Белый гриф". Итак, я попала туда, и мне сразу дали первое дело – убийство в партере театра "Саломея". Нужно ли говорить о том, как я волновалась, нервничала и боялась не справиться. Я чувствовала себя беспомощной, сбитой с толку. И поводов для этого у меня было предостаточно: за одной смертью последовала другая – была убита бывшая актриса вашего театра Юлия Миронова, еще раньше – погиб в автомобильной катастрофе театральный критик Михаил Касьянников. Все это наводило на мысль, что вокруг театра существует какая-то таинственная атмосфера страха. Да и сам театр производил удивительное впечатление, мне показалось, что он околдовывает меня, как живой человек. Я никогда не забуду спектакль о Дориане Грее… Это было просто потрясающе!
Если бы Катя посмотрела в эту минуту на Гурдину, то увидела бы ее легкую усмешку, впрочем, быстро исчезнувшую.
– Я опрашивала актеров и понимала, вернее, ощущала каким-то шестым чувством, что мне лгут, что здесь существует какая-то тайна, которую мне пока не дано разгадать. Так потом и оказалось, у каждого был свой "скелет в шкафу". Но вначале мы с Алексеем метались из стороны в сторону, нас швыряло, как пассажиров корабля во время морской качки.
– Да разве вы знаете, что такое настоящая морская качка! – фыркнула Элла.