Смерть после полудня

Пронина вообще, наверное, есть источник всяческих зол в корриде. Государство предписывает стандарты рослости, выносливости и физической формы лошадей в корриде, так что были бы все они кондиционными, а пикадоры обученными, кони бы гибли чисто случайно и против воли наездника, как это имеет место, например, в стипль-чезе. Однако следовать или нет этим правилам остается делом пикадора, раз уж они предусмотрены для его собственной защиты, ну а пикадор при всей опасности своей работы так мало получает, что за небольшую доплату от маклера готов принять коней, которые делают его труд еще опаснее и тяжелее. Лошадиному маклеру вменено в обязанность поставлять по тридцать шесть голов для каждой корриды. В обмен он получает фиксированную сумму вне зависимости от того, что с этими животными станется. В его же интересах подгонять лошадок подешевле да использовать их как можно дольше.

Это выглядит примерно так: за день до корриды или как минимум утром того же дня пикадоры прибывают на скотный двор арены, чтобы выбрать и проверить своих лошадей для предстоящего боя. В каменную стену двора вмурована железяка, отмечающая минимально допустимую высоту в холке. Облюбованную пикадором лошадь седлают, он садится на нее и проверяет, как конь отзывается на поводья и шенкеля, как осаживается, поворачивает, после чего гонит его к стенке и на полном ходу упирается древком пики в камень: так становится ясно, насколько устойчив этот скакун. Проделав все это, он спешивается и цедит барышнику:

— Чтоб я вверил свою жизнь этой дохлятине?! Ты мне хоть тыщу долларов посули, ни за что обратно не сяду.

— Да ладно, — отвечает барышник. — Вторую такую лошадку днем с огнем не сыщешь.

— Вот именно. Кляча редкостная, — говорит пикадор.

— А в чем дело-то? Хорошенький такой стригунок.

— На мундштук не реагирует; это раз, — заявляет пикадор. — Осаживаться не умеет, это два. И вообще недомерок.

— Да он рослый! Сам взгляни, ну! Самое оно!

— Самое оно, говоришь? Для чего?

— Чтобы, значит, кататься.

— Только не мне, — говорит пикадор, показывая барышнику спину.

— Лучше все равно не найдешь.

— У тебя-то? Охотно верю.

— Нет, серьезно, чего не понравилось?

— Сап у него.

— Да разве ж это сап? Так немножко, перхоть.

— Ты его дустом посыпь, — советует пикадор. — Чтоб сразу отмучался.

— Давай начистоту. Скажи, что не так?

— Жена и ребятишек трое. На него я за тыщу долларов не сяду!

— Побойся Бога. Ишь, заломил, — говорит барышник. Сейчас беседа ведется негромко. Он протягивает пятнадцать песет пикадору.

— Ладно, так и быть, — кивает тот. — Ставь галочку на своего пони.

И вот под вечер ты уже видишь пикадора на маленькой лошадке, и если та вдруг пострадает, ее не забивают на месте; напротив, служитель в красной ливрее отгоняет ее к скотному двору, где ее подлатают, чтобы барышник мог вновь послать бедолагу на арену, откуда становится ясно, что служитель тоже получил (или хотя бы ему посулили) пропину за каждого коня, которого он сумеет вывести с арены живым, вместо того чтобы прикончить его на месте из жалости.