Моника смотрела на этого человека. Ему было пятьдесят с небольшим, когда она отвернулась от семьи и уехала из страны. Тогда отец был сильным и строгим. А сейчас он лежал в постели больной и беспомощный. Совершенно безобидный и безвредный. У Моники, вообще-то, не было никакого сочувствия к отцу. Она всегда помнила его примитивным и грубым. Трёндур сёк детей и избивал мать. Все эти годы он держал семью в ежовых рукавицах. Могло пройти несколько дней и даже недель, когда в доме никто не разговаривал. Все были как на иголках, только чтобы не разбудить в нем злого медведя. Нередко в гости заходил брат отца Бьярнхардур. У того был совершенно другой характер. Он не боялся старшего брата. Казалось, дядя всегда умел поставить их отца на место и знал, как его контролировать. У Бьярнхардура имелась необходимая наглость и уверенность в себе. Он был грубоват и не знал чувства меры. Казалось, будто Бьярнхардур мог делать у них дома все, что ему вздумается. Он шутил и высмеивал отца, улыбаясь в то же время матери и детям. Первые детские годы Моника помнила дядю как приятного и доброго человека, но потом он начал слишком близко липнуть к детям. То, что когда-то казалось безвредным и непосредственным, стало чужой и запретной зоной в их небольшом доме, не ведающем покоя. Большие загребущие руки Бьярнхардура и его сверлящие глаза не знали стыда. Он не признавал никаких рамок приличия, в особенности когда был слегка или очень пьяным, и его интерес к их семье все больше и больше переходил в непристойное поведение и сексуальные домогательства. Бьярнхардур даже не стеснялся приставать к маме, когда вся семья находилась дома.
Монике было около девяти лет, а сестре – четырнадцать, когда им довелось впервые реально испытать, насколько безобразно и неприлично Бьярнхардур мог себя вести. Однажды вечером, когда дядя был у них в гостях, он вошел в гостиную, где тихо сидела Боргарьёрт и делала домашние задания. Моника услышала крик, который тут же стих. Мать, отец и Халлвин сидели на кухне, и для них звук вполне мог сойти за лаянье собаки, поэтому они не придали этому значения. Моника зашла в гостиную и увидела, как Бьярнхардур держит сестру в тесных объятиях. Он закрыл ей пальцами рот, чтобы она не кричала, и одновременно пытался схватить ее за груди и запустить руку между ног. Когда Моника показалась в дверях, Бьярнхардур посмеялся с немного извиняющейся ухмылкой. Она, мол, стала зрителем спектакля, который был не для маленьких детей… Или как еще это можно назвать… Это ведь вполне нормально, мой маленький друг… Возможно, в следующий раз будет твоя очередь…
Но теперь Моника знала об опасности, хотя было нелегко уходить от сверлящих и бесстыжих глаз дяди. Ситуация только ухудшилась, когда она немного подросла. Но помощь пришла, откуда не ждали. Дядя перестал приходить в гости. Бьярнхардур всегда был занят делами в местной церковной общине, спортом и политикой. И тогда он вступил в связь с очень красивой замужней женщиной. Бьярнхардур стал все реже приходить к ним домой. Но никогда нельзя было чувствовать себя в полной безопасности. Дома не говорили о непристойных вещах, которые Бьярнхардур творил у них. А отец был верен себе. Угрюмый и строгий, он не особо хорошо относился к жене и своим детям. А саму Монику Трёндур однажды высек по голой заднице.
Моника отпустила руку отца, которая безжизненно упала, упершись в стойку кровати. Возможно, этот человек просто продолжал делать то, что перенял от своего собственного отца в детские и юношеские годы. Дед, Пер у Стайноа, или Сортировщик, был что на море, что на суше очень ершистым человеком. Свое прозвище он получил в преклонном возрасте, когда проработал несколько лет на складе, где ему с его богатым опытом была доверена сортировка и упаковка соленой рыбы, предназначенной для продажи покупателям из Испании и Португалии. Пер своенравничал, и с ним было тяжело работать. После спора в солильне, где Пер ударил внука судовладельца в лицо разделанной рыбой, переполненной червями исландской треской, Пер сам оказался «отсортированным» с работы. Но он продолжал бороться за себя и своих близких. Пер смог построить дом, а на участке у Старого Шоуварвевура у него до самой смерти были корова, овцы, гуси и куры.
А также жена Хадла, которую нередко можно было увидеть на лугу у Стайноа, хотя бо́льшую часть времени она проводила дома.