Мэтт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не знал, что. Он опустил глаза и понял, что все это время сжимал руки, так что шрамы на ладонях скользили и вжимались один в другой. Он подумал об огне, о голове Генри, об Элизабет, приговоренной к смерти.
– Ты должен знать, – начала Жанин, – до взрыва Пак уже вернул нам двадцать тысяч, и он обещал вернуть остальные восемьдесят, как только получит выплату от страховой. Если этого не случится, я верну тебе деньги из своих пенсионных накоплений.
Восемьдесят тысяч долларов. Он посмотрел на лицо жены, на искренность в ее глазах и глубокие морщины между бровями, и ему захотелось рассмеяться. Весь этот спектакль всего из-за дурацких восьмидесяти тысяч, исчезновения которых (она была права) он даже не заметил во всей этой шумихе после взрыва. Но вместо этого он кивнул и сказал:
– Теперь мне надо заново все обдумать. Я не успел сказать Эйбу, но я видел сегодня, как Пак и Мэри что-то жгли. Я подумал, что сигареты. Ну знаешь, в той металлической урне.
Жанин взглянула на него.
– Ты туда сегодня ездил? Когда? Ты же говорил, что поехал в больницу?
Мэтт кивнул.
– Сегодня утром я понял, что обязан рассказать все Эйбу, но посчитал, что Мэри надо предупредить. Только когда я туда приехал, они что-то жгли, и я подумал… – он покачал головой. – Впрочем, неважно, я вернулся прямиком сюда, взял тебя и…
– И подставил меня. Безо всякого предупреждения.
– Извини. Мне правда жаль. Но я должен был снять груз с плеч, и я боялся, что испугаюсь, если не сделаю это сразу же.
Жанин промолчала. Она только нахмурилась и посмотрела на него, как на незнакомца, будто пытаясь понять, отчего он выглядит таким знакомым.
– Ну скажи же что-нибудь, – сказал он наконец.
– Мне кажется, это признак некрепкого брака, – сказала она медленно, четко, по слогам выговаривая каждое слово, – что мы оба скрывали все это друг от друга на протяжении целого года.
– Мы же только вчера вечером говорили…
– И мне кажется дурным знаком, что, даже пообещав вчера вечером рассказать друг другу все, мы все равно что-то утаили.
Мэтт глубоко вдохнул. Она права. Он это знал.
– Извини.
– И ты меня извини, – она сглотнула, снова закрыла лицо и потерла, словно пыталась стереть въевшийся грим. В этот момент что-то беззвучно завибрировало у нее в сумочке, она полезла за телефоном. Посмотрела на экран, улыбнулась кривой слабой улыбкой грусти и усталости.
– Кто это?
– Клиника репродукции. Наверное, хотят подтвердить нашу запись.
Он уже и забыл. Они должны были поехать туда сегодня после суда, начать протокол ЭКО.
Она встала и прошла в угол, встав там, как наказанный ребенок.
– Я думаю, нам не надо туда ехать.
Мэтт кивнул.
– Хочешь перенести запись? На завтра?
Она прислонилась к стене головой, словно слишком ослабла, чтобы стоять ровно.
– Нет. Я не знаю. Я просто… не думаю, что выдержу все это.
Он подошел к ней и обнял. Он был готов к тому, что она его оттолкнет, но этого не произошло, она прислонилась к нему, дала обнять себя покрепче. Так они постояли некоторое время, его сердце колотилось ей в спину, он почувствовал щекочущее чувство: грусть, умиротворение, облегчение разлились в груди, проникли в кожу. Им еще многое надо будет обсудить, и вместе, и с полицией, с Эйбом, может, с судьей. Впереди еще много вопросов, которые предстоит задать и на которые предстоит ответить, друг другу и самим себе. А клиники репродукции не будет, ни сегодня, ни на следующей неделе. Он это знал, мог сказать по тому, как в их объятиях ощущалось прощание. Но пока что он этим наслаждался: вместе, вдвоем, наедине, молча, ни о чем не думая, ничего не планируя. Пока они просто существуют.
Дверь позади открылась, послышали быстрые шаги. Жанин вздрогнула, словно успела задремать. Мэтт обернулся. Эйб схватил портфель и уже выбегал.
– Эйб? Что случилось? Что не так? – спросил Мэтт.
– Элизабет, – ответил Эйб. – Мы нигде не можем ее найти. Она сбежала.
Элизабет
Ее преследовала машина. Угловатый серебристый седан, неприметный, каким в ее воображении должны пользоваться полицейские под прикрытием. Он ехал за ней следом в Пайнбурге, и она убеждала себя расслабиться, просто кто-то уезжает из города после ланча, но когда она свернула на случайное шоссе, машина тоже повернула. Она держалась на расстоянии, так что Элизабет не могла разглядеть, кто внутри. Она пыталась притормаживать и ускоряться, снова притормаживать, но машина сохраняла одну и ту же дистанцию, как и положено полицейским. Впереди показалась полянка. Она свернула с дороги и остановилась. Если ее поймали, пусть так и будет, но продолжать так она не могла. От ее нервов давно ничего не осталось.
Машина замедлилась, но продолжила движение. Элизабет ожидала, что сейчас она остановится, окно опустится и за ним окажутся парни в темных очках со значками полиции, все в стиле «Людей в черном», но машина проехала мимо. Внутри сидела молодая парочка, он за рулем, она изучает карту. Они свернули на большом перекрестке под знаком, изображающим виноград.