Смерть в Миракл Крик

– Всем нам впору придумывать оправдания, – сказала Янг. – До сегодняшнего утра вы оба верили, что Элизабет по-своему виновата и заслуживала наказания. И возможно, учитывая ход развития событий, это вполне понятно. Но это не отменяет того факта, что все мы солгали, и друг другу, и Эйбу. Мы целый год лгали очень о многом, сами решая, что справедливо, что нет, что важно, что нет. Все мы виноваты.

– Произошедшее – огромная трагедия, я бы все отдал, чтобы изменить прошлое, – сказал Пак. – Но это невозможно. Единственное, что нам остается – двигаться дальше. Пусть и необычный, но это подарок для нашей семьи.

– Подарок? – переспросила Янг. – Мучения и смерть невинной женщины – это подарок?

– Ты права, это не самое подходящее слово. Я только хотел сказать, что у нас нет резона бежать во всем признаваться. Элизабет больше нет, этого уже не изменишь. Поэтому…

– Поэтому нам надо воспользоваться ситуацией и считать, что нам повезло, что она убила себя?

– Нет, но какой теперь смысл сознаваться? Будь у нее семья, затронь это кого-то еще – тогда, возможно, но у нее никого нет.

Янг почувствовала, как кровь отлила от конечностей, мышцы ослабли. Казалось, что-то застряло в горле, словно ее душили невидимой рукой.

– Промолчать и делать вид, что Элизабет и разожгла огонь? Вина умрет вместе с ней, а мы получим деньги по страховке, переедем в Лос-Анджелес и Мэри поступит в коледж? В этом твой план?

– Это никому уже не навредит. Все закончится, – сказал он.

– Я знаю, ты в это веришь, но ты и в изначальный план верил. Ты думал, что если бросить сигарету рядом с кислородом, ничего плохого не случится, но двое погибли. Твой следующий план – позволить Элизабет предстать в суде – и еще одна смерть. Теперь у тебя возник третий план, и снова ты знаешь, ты совершенно уверен, что все будет хорошо. Сколько еще трупов нужно, чтобы ты чему-нибудь научился? Ты не можешь гарантировать результат. Все началось со случайности, но попытки все скрыть сделали нас убийцами.

У нее заболело горло, она заметила, что кричала, что Мэри плачет. Впервые на ее памяти при виде слез Мэри ей не захотелось унять боль дочери. Она хотела, чтобы Мэри пострадала, подумала о том, что натворила, испытала невыносимый стыд, потому что в ином случае это будет означать невероятное, что их дочь – чудовище.

Мэри оперлась локтями о стол и закрыла лицо руками. Янг отвела ее руки от лица.

– Смотри на меня, – сказала она, – Ты пыталась все забыть, как маленький ребенок стирает страшилище из ночного кошмара. Но сейчас спрятаться не выйдет.

Янг перевела взгляд на Пака.

– Думаешь, если мы будем молчать, хуже никому не будет? Посмотри на нашу дочь. Ее это убивает. Ей надо посмотреть содеянному в лицо, а не убегать. Думаешь, если она сейчас отделается, она сможет жить спокойно? Или мы с тобой сможем? Это навсегда останется с ней и будет уничтожать ее.

– Ю-бо, пожалуйста, – Пак подъехал к ней и взял за руки. – Это наша дочь. Ее жизнь только начинается. Мы не можем допустить, чтобы она отправилась в тюрьму и ее жизнь была разрушена. Если молчание мучит нас, значит, так нужно. Это часть нашего родительского долга, долга, который мы приняли на себя, когда привнесли жизнь в этот мир, чтобы защищать нашего ребенка, пожертвовать всем, что потребуется. Мы не можем сдать полиции собственного ребенка. Я лучше скажу, что все сделал я. Я готов на эту жертву.

– Ты не думаешь, что я бы сотню раз отдала собственную жизнь, чтобы спасти ее? – спросила Янг. – Думаешь, я не понимаю, как мучительно мне будет видеть ее в тюрьме, с каким удовольствием я бы страдала за нее. Но надо уметь сделать тяжелый выбор. Мы должны научить ее делать тяжелый выбор.

– Это не твои философские дискуссии! – Пак стукнул рукой по столу, раздраженно выплевывая слова. Он прикрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно, нарочито спокойно произнес:

– Это наш ребенок. Мы не можем отправить ее в тюрьму. Я – глава семьи, и я несу за нас ответственность. Это мое решение, я запрещаю вам что-либо говорить.

– Нет, – кратко возразилала Янг, затем повернулась к Мэри и взяла ее за руки. – Ты уже взрослая. Не только потому, что тебе исполнилось восемнадцать, но и потому, что ты через многое прошла. Это решение принимать тебе, а не нам с отцом. Я не буду делать задачу легче, я не стану заставлять тебя идти к Эйбу, если ты не захочешь. Ты сама должна сделать выбор. Идти к Эйбу или нет, решать только тебе. Это твоя ответственность и твоя правда.

– Получается, если она промолчит, ты тоже ничего не скажешь? Позволишь Эйбу так закрыть дело?

– Да, – сказала Янг. – Но если ты промолчишь, я не останусь. Я не хочу иметь ничего общего с этими деньгами. И я не стану лгать. Если Эйб спросит, я не буду говорить, что это сделала ты, но я скажу, что совершенно точно знаю, что Элизабет не разводила огонь, я очищу ее имя. Это она заслужила.

– Но он же спросит, кто это сделал. Он спросит, откуда тебе это известно, – сказал Пак.

– Я отвечу, что не могу сказать. Откажусь отвечать.

– Он заставит тебя. Отправит в тюрьму.

– Значит, сяду в тюрьму.

Пак тяжело вздохнул.