Смерть в Миракл Крик

– Что случилось? – спросила Янг.

– Элизабет. Она мертва, – сказал он.

Элизабет. Мертва. Она же только что ее видела, говорила с ней. Как она могла умереть? Когда? Где? Почему? Она не могла ничего выговорить, не могла пошевелиться.

– Что произошло? – спросил Пак. Голос его дрожал, будто доносился издалека.

– Авария. В паре миль отсюда. Там есть поворот со сломанным ограждением, и машина вылетела с дороги. Она была одна. Мы думаем… – Эйб сделала паузу. – Пока рано что-либо утверждать, но есть причины подозревать самоубийство.

Удивительно, как она слышала свой вдох, почувствовала, как подкосились колени, и знала, что она потрясена, и в то же время, не испытывала потрясения. Ну конечно, это самоубийство. Выражение лица Элизабет, ее голос, полный сожаления, но решительный. Теперь, а если быть честной, то и тогда, все было очевидно.

– Я ее видела, – сказала Янг. – Элизабет сказала, что ей очень жаль и попросила извиниться перед Паком, – она перевела взгляд на мужа, его бледное лицо выражало стыд.

– Что? Когда? Где? – спросил Эйб.

– В суде. Около половины первого.

– Она уехала как раз тогда. И если она извинялась… это многое объясняет, – Эйб покачал головой. – У нее сегодня случился нервный срыв во время заседания, и, судя по всему, она собиралась прийти с чистосердечным признанием. Подозреваю, она испытывала слишком сильную вину, чтобы выдерживать процесс. А учитывая, что ее адвокаты валили все на Пака, неудивительно, что она испытывала вину по отношению к нему.

Элизабет чувствовала себя виноватой перед Паком. Умерла из-за чувства вины.

– Получается, дело закрыто? – спросил Пак.

– Судебный процесс завершен, – сказал Эйб. – Мы будем искать записку или еще что-нибудь, что можно счесть за признание вины. Ее извинения перед вами, Янг, тоже будут учитываться. Но… – Эйб перевел взгляд на Мэри.

– Но что? – спросил Пак.

Эйб несколько раз моргнул, потом сказал:

– Нам надо кое-что прояснить, прежде чем официально закрыть дело.

– Что именно? – спросил Пак.

– Остались некоторые непроясненные моменты. Мэтт с Жанин рассказали нам кое-что, – голос его звучал буднично, словно это пустяки, но Янг занервничала, особенно от того, как он безотрывно смотрел на Мэри, следя за ее реакцией. И то, как он подчеркнул «Мэтт с Жанин», в этом был какой-то подтекст. Тайное послание, и, судя по тому, как Мэри покраснела, она все поняла.

– В любом случае, я еще приглашу вас ответить на некоторые вопросы. А пока что я понимаю, что вы потрясены и вам многое надо осознать. Но надеюсь, что вы и остальные жертвы смогут примириться с трагедией и жить дальше.

Жертвы. Это слово резануло Янг, она заставила себя не поморщиться. Ноги подкашивались. Болели, словно она много часов не садилась.

Как только Эйб ушел, Янг прислонилась к двери, упершись лбом в твердое грубое дерево. Она прикрыла глаза и стала вспоминать встречу с Элизабет в суде, всего несколько часов назад. Она тогда уже вычислила, что это была Мэри, знала, что Элизабет невиновна. Она видела, что Элизабет стыдно и одиноко, но позволила ей извиниться и ничего не сказала в ответ. Сколько бы она ни болтала, что им нужно немедленно сознаться и избавить Элизабет от лишних мучений, имея возможность действовать, сказать Элизабет правду, Янг этого не сделала. Она сбежала. А Элизабет умерла.

Позади Пак вздохнул, долго и тяжело, снова и снова, словно он задыхался. Минуту спустя Пак заговорил, снова по-корейски.

– Никто из нас не мог предположить… – у него надорвался голос. Еще минута молчания, он прочистил горло. – Наверное, нам надо поговорить с Мэттом и Жанин, выяснить, о чем сейчас упоминал Эйб. Если мы сможем с этим справиться, возможно…

У Янг запершило в горле. Сначала легонько, но все сильнее по мере того, как Пак говорил, что они должны сказать Эйбу. И она уже не смогла этого выносить, вынуждена была рассмеяться или зарыдать, или и то, и другое. Она сжала руки в кулаки, зажмурилась и закричала, как Элизабет в суде – неужели, это было только сегодня утром? Так Янг и кричала, пока у нее не заболело горло и не кончился воздух в легких. Тогда она открыла глаза и повернулась. Она посмотрела на Пака, мужчину, который и пяти минут не погоревал о смерти Элизабет, а сразу принялся планировать, как еще соврать. Она ответила по-корейски:

– Мы это сделали. Мы убили Элизабет, подтолкнули ее к самоубийству. Тебе настолько все равно?

Пак отвернулся, лицо у него исказилось от стыда, так что было больно смотреть. Рядом с ним плакала Мэри.

– Не вини Ап-ба. Это моя вина. Я разожгла огонь, я убила людей. Я должна была сразу признаться, но предпочла молчать. А теперь еще и Элизабет погибла. Я это натворила.

– Нет, – сказал Пак Мэри. – ты молчала потому, что думала, что Элизабет устроила костер, чтобы огонь убил Генри. Сегодня утром, как только ты узнала, что это была не она, ты хотела пойти к Эйбу. Если бы я тебя не остановил… – Пак умолк. Он закрыл глаза, сжал губы, словно борясь с судорогами, сводившими лицо.