Смерть в партере

Последние два слова он с чувством, с толком, с расстановкой произнёс, чем повеселил, я же, чему сам удивился, и не сдрейфил нисколько, хотя поводы-то весомые имелись. Наоборот, испытывал будоражащий кровь драйв, при этом оставался предельно хладнокровным и обсудил ещё со своим напарником несколько технических моментов: «Отлично! Ты крут! А как ты думаешь, стоит ли парням, которые приезжали ко мне из отделения на кражу, позвонить и рассказать? Мне кажется, не стоит, хотя я и пригрозил так сделать, а эти, возможно, имеют на них выходы…»

Сергей заверил меня, что очень вряд ли ещё и это направление корейцы пробивают: «Ты уж, Глеб, извини, всё-таки не американский шпион, чтобы так тебя обкладывать по всем направлениям. И это тогда парням из отделения всё полностью надо рассказывать, начиная со смерти Марата, а они решат, поверь мне, только одно: что надо тебя на наркотики проверить, а то как-то гонишь сильно…»

Я так и думал, а вот на ещё один вопрос у меня правильного ответа не имелось: «Согласен, на мощный прогон похоже будет со стороны… Хорошо, пусть лейтенанты бытовую кражу расследуют, а я забыл, скорее не успел с тобой вот ещё на какую тему посоветоваться: а что ты про Александра Карловича думаешь? И ведь по-правильному мне надо ему эту историю в красках выдать и обвинить в преступной халатности. Особенно после этого последнего звонка, а?..»

Догоня высказался на тему, что это хороший вопрос, и согласился со мной: «Абсолютно верно — беги, ищи его, плачь в жилетку, продолжай под идиота косить. Хотя до конца я его роли в деле не понимаю, тоже надо будет обсуждать. Но не по телефону. Ладно, если что — звони, а так — до вечера!»

И я буквально побежал в театр, набирая Карловича и входя в знакомый только ему образ. Ответил он не сразу — гудков шесть-семь я прослушал, и, как мне показалось, удивился моему звонку: «Рад вас слышать, Глеб, однако пока не догадываюсь, по какому поводу такая радость?..» Придав голосу дрожи, я сообщил, что мне надо срочно с ним поговорить, и даже слегка истерить начал: «У меня чёрт знает что происходит, и всё это с тем кошмарным случаем связано, и я уже на грани нервного срыва, а вы меня заверяли, что всё будет хорошо!!!»

Александр Карлович аж поперхнулся, а ответил не сразу и с запинкой: «Г-г-глеб!!! Да что у вас происходит??? Я-я-я… Я не представляю, о чём вы и в чём я-то виноват???» Сказано было довольно убедительно, мне показалось, что он искренен в своём неведении, а мог же и вправду не знать, что происходит. Я немного сбавил уровень надрыва, сообщил, что нахожусь в театре, и тут выяснилось, что мы отделены друг от друга одной лишь стенкой — я стоял в фойе перед билетным контролем, откуда дверь вела в помещение охраны, где он и находился, исполняя свои служебные обязанности. Но повёл эсбэшник меня не туда, а в свой кабинет, попросив по дороге сохранять молчание. Но уж в кабинете я оторвался — в конце эмоциональной сцены, в ярких красках описывающей мои злоключения и мною убедительнейше сыгранной, даже зарыдал натурально! Александр Карлович был сражён…

Успокоившись же и напившись жадно воды, я его ещё и добил окончательно, уверенно заявив, что знаю больше, чем он предполагает: «И вы в свою очередь меня обманули, не рассказав про кое-какие тёмные делишки этого умершего, я даже знаю, кстати, как его зовут — Марат. И после такого как я вам доверять-то могу?!»

И ему ничего не оставалось, кроме как поведать мне некоторые опущенные им ранее подробности: «Да, я виноват перед вами, но и предположить не мог, что настолько серьёзно дело обернётся. Но раз уж так, полагаю, вам знать нужно, что умерший требовал с компании приличную сумму денег за неразглашение имеющейся у него информации. О чём она и как к нему попала, я, клянусь вам чем угодно, не знаю. Но знаю, что именно в тот вечер они ему эти деньги передали, и он должен был им отдать флешку с паролем доступа на сервер, где эта информация хранится. И откуда, если пароль за десять дней не активировать, она, информация эта компрометирующая, уйдёт на множество адресов, включая самых-самых больших корейских боссов. И ещё знаю, что имелся у него сообщник, который эти нальные деньги получил каким-то хитрожопым способом. После чего Марат этот должен был отдать им флешку, но вот так вот неожиданно умер. А флешки у него не оказалось, у трупа уже, и Леонид Борисович, это их по безопасности главный, считает, что она у вас. Почему он так уверен? Типа больше не у кого ей быть. И, как я понимаю, послезавтра срок у них истекает…»