Смертельная белизна

– Да-да, Фредди показывал отличные результаты, – заметил Драммонд.

– Когда Фредди исполнилось восемнадцать лет, Рианнон пригласили к нему на день рождения, но сама она была года на два младше. В шестнадцать лет девушка покончила с собой.

– Какой кошмар! – ахнул Драммонд.

– Разве вы не знали?

– Откуда? – Между потемневшими глазами Драммонда пролегла тонкая морщина.

– Вас не позвали на его восемнадцатилетие?

– Позвали, конечно. Как-никак я приходился ему крестным отцом.

– И вы совершенно не помните Рианнон?

– Господи, мыслимо ли было упомнить всех по именам! Молодежи собралось более ста человек. Джаспер приказал установить в саду шатер, а Патрисия устроила квест – поиски кладов.

– В самом деле? – удивился Страйк.

В программу его собственного восемнадцатилетия, которое отмечалось в Шордиче, в захудалой пивной, поиски кладов не входили.

– Без выхода за пределы усадьбы, конечно. У Фредди был сильно развит состязательный дух. Получилось очень весело: за каждый успешно пройденный этап – бутылка шампанского, все шло как по писаному. Мне поручили отвечать за третий этап – в том месте, которое у детей всегда называлось ложбиной.

– Это котловина рядом с лачугой Найтов? – как бы между прочим уточнил Страйк. – Видел, видел – там крапива по колено.

– Подсказку мы разместили не в ложбине, а под ковриком у лачуги Джека о’Кента. Шампанское как таковое никто бы ему не доверил – все знали его слабость по части спиртного. Я сидел в шезлонге на краю ложбины и наблюдал за охотой. Все, кто находил очередную подсказку, получали свое шампанское и шли дальше.

– А для гостей младше восемнадцати лет не предусматривались безалкогольные напитки? – поинтересовался Страйк.

Слегка раздосадованный такой въедливостью, Драммонд бросил:

– Пить шампанское никого не принуждали. Но это же было восемнадцатилетие, торжественная дата.

– Стало быть, Джаспер Чизл никогда не делился с вами той информацией, которую хотел утаить от прессы? – спросил Страйк, возвращаясь к главному.

– Ни разу.

– Когда Чизл просил меня найти управу на шантажистов, он намекнул на какие-то дела шестилетней давности. Мол, тогда это не считалось нарушением закона, а теперь считается.

– Понятия не имею, о чем идет речь. Джаспер был в высшей степени законопослушным гражданином, так и знайте. Не только он, но и все его родные, столпы общества, усердные прихожане, сделали столько добра для всей округи…

За этим последовало прославление чизуэлловских благодеяний, которое заняло пару минут, но не могло обмануть Страйка. Он понял, что Драммонд занялся словоблудием именно потому, что точно знал, в чем вина его друга. Сейчас он пел дифирамбы Чизуэллу и его семье – за исключением, естественно, паршивой овцы – Рафаэля.

– …и никогда не жалел средств, – подытожил Драммонд, – приобрел микроавтобус для местных девочек-скаутов, отремонтировал церковную кровлю, и даже когда финансовое положение семьи пошатнулось… ну ладно, не будем, – снова произнес он в некотором смущении.

– Преступление, которое давало повод для шантажа, – напомнил Страйк, но Драммонд перебил:

– Никакого преступления не было. – Он осекся. – Вы же сами говорите: Джаспер всего лишь сказал, что не совершал ничего нелегального. Не преступал закон.

Решив, что давить на Драммонда по поводу шантажа больше не имеет смысла, Страйк перевернул страницу блокнота и заметил, что собеседник вроде бы расслабился.

– Вы звонили Чизлу наутро перед его кончиной, – сказал Страйк.

– Звонил.

– Впервые после увольнения Рафаэля?

– Вообще-то, нет. У нас был разговор за пару недель до этого. Моя жена хотела пригласить Джаспера с Кинварой на ужин. Я позвонил ему в министерство, чтобы растопить лед после… ну, вы понимаете… после истории с Рафаэлем. Беседа получилась недолгой, но вполне дружеской. Джаспер сказал, что предложенный вечер им не подходит. А потом… ну, если совсем честно, потом добавил… что сам не знает, сколько времени они с Кинварой еще смогут жить под одной крышей и что брак их под угрозой. Голос у него был усталый, измученный… несчастный.

– И до тринадцатого числа вы больше не общались?

– Мы и тринадцатого не общались, – напомнил ему Драммонд. – Да, я звонил Джасперу, но ответа не было. Иззи говорит… – он запнулся, – говорит, что он, скорее всего, был уже мертв.

– Рановато было для телефонного звонка, – отметил Страйк.

– Я… хотел ему поскорее сообщить некоторые сведения.

– Какого характера?

– Личного.

Страйк выжидал. Драммонд маленькими глотками попивал чай.

– Относительно финансового положения его семьи, которое, как вам, видимо, известно, на момент смерти Чизла находилось в плачевном состоянии.

– Да.

– Он продал земли, перезаложил лондонскую недвижимость, через меня избавился от всех ценных картин. И был совершенно прав, пытаясь под конец всучить мне кое-что из наследства старушки Тинки. В некотором роде… неловкая возникла ситуация.

– Как это?