В четыре часа утра – безнадежной порой, когда трясущиеся жертвы бессонницы населяют мир пустых теней и само бытие кажется зыбким и неясным, – Страйк проснулся в больничном кресле. Пару мгновений он ощущал только ломоту во всем теле и еще голод, от которого подводило живот. Потом он увидел совсем рядом, на больничной койке, своего одиннадцатилетнего племянника Джека, неподвижно лежащего с гелевыми подушечками на глазах и какой-то трубкой, вставленной в горло; от запястий и шеи тянулись провода. С края койки свисал мочеприемник; три капельницы отдавали свое содержимое подростковому телу, ставшему вдруг совсем маленьким и беззащитным среди жужжащей аппаратуры в глухой, как пещера, палате интенсивной терапии.
Где-то за шторкой, отгораживающей кровать Джека, послышались мягкие сестринские шаги. Поначалу Страйку не разрешили остаться на ночь в кресле, но он уперся, да к тому же сыграла свою роль его известность, хотя и скромная, вкупе с инвалидностью. В стороне, прислоненные к стене у тумбочки, стояли его костыли. Здесь было душно, как в любой больничной палате. После того как Страйку оторвало ногу, он провел много недель на железных больничных койках. Этот характерный запах вернул его к тем временам, когда в жизни оставались только боль и жестокая перенастройка, когда он вынужденно подгонял всю свою повседневность под бесконечные помехи, унижения и мерзости.
Шторка зашуршала, и в отсек вошла медсестра в комбинезоне, деловитая и невозмутимая. Увидев, что Страйк проснулся, она адресовала ему краткую профессиональную улыбку, а потом сняла с изножья койки папку с зажимом и начала вносить в нее показания приборов, фиксирующих кровяное давление и уровни кислорода. Закончив, медсестра шепотом спросила:
– Чая хотите?
– Как идут дела? – Страйк даже не пытался скрыть мольбу в голосе. – Какие прогнозы?
– Состояние стабильное. Не волнуйтесь. На данном этапе так и бывает. Чая?
– Да, с удовольствием. Большое вам спасибо.
Как только шторка задернулась, он понял, что сейчас у него лопнет мочевой пузырь. До костылей было не дотянуться – зря не попросил медсестру их подать. Опираясь на подлокотник, Страйк тяжело поднялся, запрыгал к стене, схватил костыли, отдернул шторку и направился в дальний конец коридора, к ярко освещенному прямоугольнику. Облегчившись под синеватым светом, рассчитанным на то, чтобы наркоманы не нашли под ним вену, он пошел в комнату для посетителей, рядом с палатой интенсивной терапии, где сидел вчера вечером, ожидая, когда из операционной привезут Джека. С ним рядом находился отец одноклассника, у которого гостил племянник, когда у него случился разрыв аппендикса. Мужчина отказывался уезжать, «пока парнишка не оклемается», и на протяжении всей операции сыпал фразами вроде «в таком возрасте все они живучие», «крепкий чертенок», «хорошо еще, что мы живем в пяти минутах от школы» – и раз за разом: «Грег и Люси с ума сойдут». Страйк слушал молча, готовясь к худшему, и каждые полчаса отправлял сообщение Люси:
Еще идет операция.
Пока ничего нового.
В конце концов к ним вышел хирург и сообщил, что Джек поступил в больницу в состоянии клинической смерти, выдержал реанимационные мероприятия, операцию перенес удовлетворительно; что у мальчика «тяжелая форма сепсиса» и вскоре его поместят в отделение интенсивной терапии.
– Привезу к нему ребят, – возбужденно зачастил знакомец Грега и Люси. – Пусть его развеселят… в покемона поиграют…
– Сейчас не время, – жестко прервал его хирург. – Ребенок находится под действием тяжелых седативных препаратов. Еще по крайней мере сутки он будет подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Вы – его близкие родственники?
– Только я, – впервые за все время заговорил Страйк, еле ворочая пересохшим языком. – Я прихожусь ему дядей. Родители его сейчас в Риме по случаю годовщины свадьбы. В данный момент пытаются вылететь домой.
– Понятно. Что ж, он пока под наркозом, но операция прошла успешно. Мы вычистили брюшину и поставили катетер. Скоро его увезут из операционной.
– Ну что я говорил?! – со слезами на глазах возликовал знакомец Грега и Люси. – Они живучие!
– Ага, – сказал Страйк. – Надо Люси сообщить.
Но в спешке, в результате цепи оплошностей, охваченные паникой родители Джека, примчавшись в аэропорт, обнаружили, что между гостиничным номером и выходом на посадку Люси потеряла паспорт. В бесплодном отчаянии супруги вернулись в город, чтобы объяснить свое положение персоналу отеля, полицейским, сотрудникам британского посольства – и в итоге пропустили последний рейс.