Смертельная красота

– Не берусь утверждать наверняка, – разводит руками Миронов. – Сейчас Эдуард Валентинович закончит, и я буду готов его забрать.

Сейчас, сидя в тишине пустой квартиры и глядя на фотографию, Черный снова и снова прокручивает в голове слова Кати и Сергея Алексеевича. Пытается ли маньяк что-то сказать им своими снимками? Дает ли какие-то скрытые подсказки, способные указать на него?

На фотографии, которую сделал убийца, неизвестный мужчина лежит в такой же позе, в какой его нашли, только на знакомом уже дощатом полу. Кожаные крылья обагрены по краям свежей кровью. Над головой из колючей проволоки выложено подобие нимба. Верхняя губа трупа немного задрана, обнажая длинные клыки. Грубо, прямолинейно. Жесткий свет нескольких источников ломает тени, делает их острыми и четкими. Тот, кто это сотворил, точно знал, какого эффекта хотел добиться.

Черный ложится на кровать прямо в одежде. Он слишком устал за этот день. Устал от людей, от бумаг, от своей глупости – вспомнил про захлопнувшуюся дверь, только оказавшись перед ней. Устал от своего бессилия перед этим делом. А ведь Николаю казалось, что он навсегда оставил чувство беспомощности в далеком прошлом.

* * *

Мальчик беспомощен.

Не то чтобы он не может постоять за себя. Как бы его ни зажимали в угол, сколько бы человек ни стояло напротив, он сжимает кулаки и готов стоять столько, сколько сможет. Но, конечно, у него не получается держаться вечно, он ни разу не побеждал в драках. Отчаянно лупит кулаками со стертыми костяшками и въевшейся грязью. Пинается со всей силы, не сдерживая себя, желая всем своим существом нанести противникам как можно более болезненный удар. Достать их! Достать и увидеть, как течет их кровь, как рвутся их вещи, как они падают на грязный талый снег и пачкаются. Хочется хоть раз выстоять. Но их всегда больше. И на место одного, получившего кулаком в нос, приходят другой и третий. Его подло подсекают, нападают со спины, кидают снежки в лицо. С этим, со стаей, ничего нельзя поделать.

Беспомощность – вот, что он чувствует долгие годы. Месяцы и дни, растянутые на века, отпечатываются в его сознании, четко давая понять, что люди жестоки. И особенно жестоки с теми, кто слабее, кто в меньшинстве.

Его пытаются сломать. Так, чтобы мальчик, уже подросший настолько, чтобы самому пытаться заработать на еду, перестал тянуться к жизни. Чтобы прогнулся, стал прятать глаза, втянул голову в плечи и на каждый окрик и насмешку вздрагивал всем телом. Ведь за него никто не спросит. Никто не предъявит. Это так удобно, так безопасно, так весело!

Вечное недоедание, драки и непосильные физические нагрузки скрутили из мышц мальчика тугие канаты. Он стал жестким, будто спаянным из металла. Между бровей рано пролегла морщинка, а на лице отпечаталось мрачное выражение. Не без удовольствия мальчик как-то подметил, что те, кто его бьет, стесывают костяшки не меньше. И все равно, в глубине души он чувствует, как беспомощность и ненужность наполняют его существо. Внутри себя он корчится от одиночества и невозможности что-либо изменить по своему лишь желанию. Эта жизнь порой кажется ему настолько жестокой, бесполезной, лишенной всяческого смысла, что выход в открытое окно на самом высоком этаже дома видится наилучшим концом.

Только одна мысль удерживает мальчика от крайнего шага. «Когда-нибудь, – твердит он себе посреди ночи, когда тяжесть бытия давит особенно сильно, грозя размазать его по кое-как выстиранному в холодной воде постельному белью, – когда-нибудь это все закончится».

А еще – слова деда, которые тот любил повторять:

– В любой ситуации ты должен оставаться человеком. Будь человеком, несмотря ни на что, и все остальное у тебя будет по-человечески.

Мальчик тогда был слишком мал, чтобы понимать до конца слова любимого деда, но кивал. Смотрел, как дед затаскивает пьяную мать на диван, снимает с нее обувь, укрывает пледом. Вздыхает и мягко улыбается. Единственный в его жизни Настоящий Человек.

– Когда я вырасту, я тоже буду человеком, – говорил деду мальчик.

Дед трепал внука по светло-русым волосам, и от этого становилось тепло. Это давало уверенность в том, что все хорошо и надежно.

* * *

– Доброе утро, Сергей Алексеевич, – приветствует Черный судмеда.

– Доброе утро, – отзывается, вставая из-за стола, Миронов. – Вы ранняя пташка.

– Просто была кошмарная ночь, – признается Черный. – Снилась всякая белиберда.

– С нашей работой это неудивительно. Хотите, посоветую таблетки? Ничего сильного, чтобы не давало побочек, просто препарат на травах.

– Нет, спасибо, – отказывается Николай, не любящий таблетки ни в каких вариантах. – Мы можем приступать?

Миронов, конечно, человек, с которым интересно поговорить, но следователю не терпится посмотреть на труп под светом ламп и послушать эксперта.

– Пройдемте.